СТАЛИНГРАД - бЕРЛИН - БРЕСТ (Аркадий Бляхер)

Михаил Ринский
СТАЛИНГРАД – БЕРЛИН – БРЕСТ
В заголовке очерка – никакой ошибки. Его герой Аркадий Моисеевич Бляхер, пройдя героический боевой путь от Сталинграда до Берлина, отстоял родную Беларусь, свой еврейский народ от коричневой чумы нацизма. Всю жизнь он продолжал и продолжает своим отточенным журналистским пером битву за их воссоздание и благополучие, за сохранение памяти о войне и Холокосте, за восстановление исторической справедливости по отношению к их жертвам, против последышей нацистов в любой их форме.
В 2008 году руководителю Брестского Научно-просветительского центра «Холокост» исполнилось 85 лет. Его жизненная активность – пример для нескольких послевоенных поколений.
Аркадий Бляхер – из семьи потомственных еврейских ремесленников: дед его был жестянщиком в белорусском местечковом городке Сморгонь, расположенном неподалеку от границ Польши и Литвы. В конце 19-го века евреи составляли 76 процентов населения местечка. Историческую известность Сморгонь приобрела в Первую мировую войну, когда через 16-тысячный городок в течение 810 дней – с сентября 1915 до февраля 1918 года – проходила линия российско-германского фронта. Столь длительная осада разметала жителей городка, и отец Аркадия, тоже жестянщик Моисей Бляхер оказался в Минске, на станкостроительном заводе. В 1923 году в семье родился младший из сыновей Аркадий.
Детские и школьные годы – по канонам тех лет: средняя школа и кружки Дворца пионеров. Кружок фото, автомотоклуб, планерный кружок, а затем – аэроклуб. Последний закончить не успел: 22 июня началась война. Как раз накануне успел получить аттестат и отпраздновать окончание школы.
18-летнему юноше не терпелось попасть на фронт, но удалось только в 1942-м, и сразу под Сталинград. Однако Аркадию не посчастливилось быть свидетелем того, как здесь военной машине нацистов сломали хребет: он был тяжело ранен. В городе Энгельсе, в госпитале, Аркадий Бляхер получил хороший урок, запомнившийся ему на всю жизнь. «Однажды во время обеда, когда в палате остались только тяжелораненые бойцы, я услышал разговор, - вспоминает бывший фронтовик. – Раненые говорили о том, что все евреи – трусы и предатели, что они, дескать, прячутся в тылу, чтобы не попасть на фронт. И так мне обидно стало, я ощутил такой внутренний протест, что решил доказать всем с документами в руках храбрость евреев, их преданность Родине». В дни Победы, Берлин, 1955
Начал он с личного примера: вернувшись после лечения в строй, Аркадий прошёл такой боевой путь, который в послужном списке далеко не у каждого. Очень кратко, но ёмко он охарактеризован в дарственной надписи однополчан на книге «От Сталинграда до Берлина»:
«Бляхеру Аркадию Моисеевичу, отважному офицеру-разведчику, ветерану 230-й стрелковой Донецко-Берлинской ордена Суворова II степени дивизии, с нею прошедшему с боями по полям Украины, Молдавии, Польши до самого Берлина, штурмовавшему берлинское логово Гитлера – рейхсканцелярию и его бункер, в память о былых боях и походах – от Совета ветеранов 230-й стрелковой дивизии. Москва, май 2006 года».
На этом славном пути он был ещё раз ранен в боях. Разведчик артиллерии закончил войну в звании капитана. Помня об «уроке» в госпитале, он все годы наступления на запад фиксировал в памяти и записывал то, с чем приходилось сталкиваться, относящееся к вкладу его еврейского народа в будущую победу. К примеру, увидел стенд с именами Героев Советского Союза, среди которых было и немало евреев – записал. Запоминал он и факты жестоких зверств оккупантов и их приспешников в освобождаемых городах и местечках. И так – всюду. Ещё в военной обстановке он начал публиковать статьи во фронтовой печати.
После Победы Аркадий навестил родной Минск, вернувшихся родных. Всё ещё оставаясь армейским офицером, решил поступить в Военно-юридическую академию, но мандатная комиссия отказала ему даже в приёме документов. Ещё яснее стало многое. Капитан Бляхер увольняется из армии, где он был в должности начальника штаба дивизиона, и поступает на дневное отделение Минского юридического института – в этом фронтовику-«берлинцу», даже с «пятым пунктиком», отказать никто не мог.
По окончании института Аркадия направляют в Главлит Белоруссии на должность политредактора. Решив посвятить себя журналистике, он поступает на заочное отделение факультета журналистики Белорусского государственного университета и переходит на работу в газету «Заря», а через некоторое время – в районную газету «Заря над Бугом». Два десятка лет работает Бляхер ответственным секретарём, заместителем главного редактора. Наряду с повседневной редакторской работой, Аркадий главной темой своего личного творчества избирает поиск и увековечение героев и жертв великой войны, унёсшей миллионы и нанёсшей особо болезненный урон его Белоруссии. И в меру возможностей, ограниченных и небезопасных в то время, журналист Бляхер собирает материалы о тех неисчислимых жертвах и бедствиях, которые война принесла его еврейскому народу, и о подвигах его сынов на фронтах войны. Он не мог пройти мимо этих тем:
«Мой маленький сын постоянно приходил со двора со слезами на глазах и рассказывал, что его дразнят во дворе и говорят, что все евреи предатели. Я решил не прекращать заниматься историей еврейства времен войны», - вспоминает этот принципиальный человек. Он проводил и проводит огромную работу по поиску свидетельств гибели жертв Холокоста, скрупулёзно идя по следам подвигов воинов и партизан на территории Беларуси, и прежде всего на Брестчине. Так например, кропотливый поиск, переписка с сотнями людей позволила Аркадию Бляхеру восстановить картину жизни, боевого пути и подвигов Героя Советского Союза майора Абрама Тарнопольского, погибшего в боях за Брест. Благодаря настойчивости Аркадия именем героя названа одна из улиц Бреста.
В результате поисков журналиста стало известно, что один из руководителей обороны Брестской крепости Ефим Фомин, чье имя нашло место в учебниках истории советского периода, по национальности еврей. Сегодня в Бресте его имя увековечено не только мемориальной доской в Брестской крепости, но и названием улицы и одного из городских предприятий
Другой пример – его большая работа по справедливому отражению весомого вклада, внесённого генерал-лейтенантом танковых войск, евреем Семёном Кривошеиным и его танковым корпусом в освобождение Бреста в годы войны. Ныне в честь почётного гражданина города названа улица, в трёх местах установлены памятники-танки.
Один из многочисленных примеров - создание к 20-летию освобождения Бреста в школе №15 музея 12-й Пинской стрелковой дивизии, выбивавшей немцев из города. Как и во многих других случаях, Аркадию Моисеевичу помогала в создании музея его супруга Фаина Михайловна. Музей создавался обстоятельно, с привлечением книг, воспоминаний, картин, экспонатов, предоставленных и командиром дивизии генералом Д. Малькова, и художницей – рядовой дивизии С. Урановой.
После знакомства с писателем С.С. Смирновым, приезжавшим в Брест и уделившим особое внимание истории его обороны, Аркадий Бляхер с ещё большим энтузиазмом занялся поиском и увековечением памяти погибших. Во многих городах и сёлах именно благодаря его активности появились памятники и мемориальные доски, дополнялись надписи на памятниках, улицам и предприятиям присваивались имена героев. Увековечивалась и память многочисленных жертв нацистских палачей и их пособников..
В период перестройки появилась возможность открыто говорить и вести работу по воссозданию еврейской общины, по поиску сведений о гетто и массовых уничтожениях, проводившихся нацистами. Аркадий Бляхер был одним из энтузиастов возрождения общины. После отъезда в Израиль первых председателей Захарии Зимака, Геннадия и Наума Пекеров, в США – Якова Гантмана Аркадий Моисеевич был одним из тех, кто продолжил их дело. Было доведено до конца обустройство памятника свыше 54 тысячам расстрелянных на Бронной горе, в большинстве – евреев. Был создан памятник-мемориал жертвам Брестского гетто. И многое другое.
Аркадий Бляхер смело вступает в полемику при любом проявлении антисемитизма в печати, давая своим отточенным журналистским пером отповедь. Например, в газете «Брестский курьер» от 19 января 1992 года в большой статье «Проценты, так проценты» он громит оппонента, приводя убедительные цифры как достойного вклада своего народа в Победу, так и ни с чем не сравнимых его жертв. Зам. Председателя Брестского горисполкома В. Хафизов поздравляет А. Бляхера с

85-летием.
В 1995 году Аркадий Моисеевич избран почётным председателем еврейской общины. В том же году Аркадий Бляхер создал и с тех пор возглавляет Брестский научно-просветительский центр «Холокост». Центр ведёт неоценимую работу. Публикуется сборник документов «Трагедия евреев Беларуси в 1941-44 годах». Создан документальный фильм «Брестское гетто», показанный по центральному российскому телевидению и получивший «гран-при» на фестивале в Сербии. Создан фильм «Пути евреев Брестщины», показанный по телевидению Бреста. В активе Центра - проведение «круглых столов», конференций, работа с молодёжью и много других дел. По инициативе руководителя Центра создаётся лапидарий у еврейского кладбища.

Четыре ордена и 17 медалей украшают грудь фронтовика. Он пользуется всеобщим уважением жителей города-героя Бреста. В 1996 году Аркадий Бляхер был назван «Брестчанином года». Не раз он получал благодарственные письма Послов Израиля в Беларуси, награждён мемориальной медалью Израиля «50 лет Победы».
К 85-летию Аркадия Моисеевича Бляхера в Брестском горисполкоме состоялось его чествование, ему вручены памятные медали, подарки, приветственные адреса. Чествовали юбиляра и в Управлении идеологической работы Брестского облисполкома. Это ли не свидетельство высокого авторитета и лично Аркадия Моисеевича, и возглавляемого им Центра «Холокост», и еврейской общины Бреста. И всё-таки, несмотря на позицию руководства города, нельзя не отметить, что нет-нет, но в Бресте и области антисемитские выходки продолжаются. Поэтому, желая доброго здоровья, долголетия, жизненных и душевных сил юбиляру, хочется пожелать осуществления и цели, которая сформулирована в одном из официальных ему поздравлений, но, думаю, важна для всех: цели «…установления отношений понимания и сочувствия между народами ради того, чтобы трагические эксцессы безумия не повторились в будущем».

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
mikhael_33@012.net.il

ПЕРВЫЙ ГЛАВА ПОСОЛЬСТВА (Михаил Фарфель)

Михаил Ринский

НЕОБЫЧНАЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА

Назначение в 1992 году еврея Михаила Фарфеля первым Временным поверенным Республики Беларусь в Израиле до сих пор многими воспринимается, как один из множества парадоксов того постсоветского времени. Но его биография легко убеждает в том, что яркая карьера Михаила, к сожалению, прерванная болезнью – естественный результат его таланта и энергии.

Красная слобода в тридцатых годах ХХ века всё ещё оставалась еврейским местечком, пожалуй, одним из самых близко расположенных к быстро растущему Минску. До войны здесь жили свыше тысячи евреев. После войны осталось пять семей. Погибли почти все. Когда война началась, Абрам Фарфель был единственным из семьи, эвакуированным как комсомолец призывного возраста. За ним последовал было отец: хотел навестить сына и вернуться к семье, но не успел - в Минске уже были оккупанты. Всю жизнь дед не мог себе простить, что не погиб вместе с семьёй.
Абрам воевал, был тяжело ранен. Освобождённый от воинской службы, инвалид второй группы поступил в Учительский институт в сибирской Тюмени. После войны вернулся в родную Красную слободу. Вернулся и его отец, безутешный в своём горе. В посёлке фашистами и полицаями, как и во всей Белоруссии, было уничтожено фактически всё еврейское население, не успевшее эвакуироваться. Спаслись лишь немногие, кому удалось уйти к партизанам.
Абрам окончил ещё и педагогический институт в Могилёве и много лет работал директором школы в деревне, неподалеку от родного посёлка. Судьба соединила Абрама с Фаиной Шведок из Слуцка. В войну Фаина была с сестрой в эвакуации в Куйбышеве, где настрадались от холода и голода, обморозила руки. Отец её воевал на фронте, а мама, многие близкие и родственники также погибли в гетто и лагерях. После войны Фаина закончила заочно Институт иностранных языков и также преподавала в школе. В 1949 году в семье появился первенец Миша, через три года – второй сын Володя, ещё через шесть – дочь Нелла.
Дети учились хорошо. Абрам принципиально не хотел, чтобы они учились в его школе и вообще – использовали его большой авторитет в районе. Так что Михаил без помощи отца закончил школу с медалью, поступил в Минский университет и с отличием закончил факультет географии – по стопам отца, преподававшего этот предмет. Младший брат во всём следовал за старшим. Забегая вперёд, скажем, что и сестра успешно закончила Политехнический институт и много лет работала инженером – гидрологом. И поныне живёт в Слуцке.
В 1972 году, заканчивая университет, Михаил по результатам учёбы был третьим в очереди на распределение. Но его в зал заседания комиссии пригласили 73-м и соответственно распределили в глухую деревеньку Молоди, рядом с Хатынью, в восьмилетнюю школу. Зато там Михаила сразу назначили директором. Не спасовал, круто взялся за дело, и за пять лет школа преобразилась: детям были созданы все условия для учёбы и отдыха, от инвентаря до спорта; был построен интернат, организовано питание школьников. Конечно, не всё так было просто для молодого директора Михаила Абрамовича. Кстати, как-то зав. РОНО – районного отдела народного образования - спросил его:
- Вы не будете возражать, если я буду Вас называть Михаилом Александровичем?.
На что последовал ответ:
- Согласен, но при условии, что я Вас, Леонид Григорьевич, буду величать Лейбом Гиршевичем.
Работая в этой школе, Михаил познакомился с Наташей, фельдшером скорой помощи, которая стала его верной подругой жизни. В 1974 году у них родилась дочь Дина – имя дали в честь погибшей бабушки.
Успех молодого директора не остался незамеченным, и его назначили директором школы в деревне Калачи того же Лагойского района. Здесь тоже необходимо было привести в порядок школу-десятилетку. Места здесь были фантастически красивые, просто "белорусская Швейцария", по характеристике Михаила. И здесь он проявил свои организаторские способности. Помимо всего того, чего директор Фарфель добился на прежнем месте, он снискал себе добрую славу в учительской среде тем, что всех преподавателей школы обеспечил человеческим жильём. Мало того: ещё и помогал жильём местным властям, например – предоставил квартиру агроному. Ясно, что и перед ним открывались все двери. Были и завистники, антисемиты-злопыхатели. Как-то договорился с председателем колхоза о стройматериалах. Бухгалтер отказалась подписывать, председатель ей приказал.
- Михаил Абрамович, - высказалась сгоряча бухгалтер, - Вы у нас только один, и то от вас некуда деться!.
И другую "славу" едва не приобрёл директор школы. На субботнике, фактически в присутствии всего местного руководства, в 1982 году. Это был неудачный для советских властей год, прежде всего в войне в Афганистане. Стараясь отвлечь внимание народа, советская печать, естественно, с антиизраильских позиций широко освещала результаты первой ливанской войны. Специальные плакаты клеймили позором и даже обещали : "Возмездие неотвратимо!" Один подвыпивший тракторист, скорей всего под воздействием этой пропаганды, нелицеприятно высказался в адрес Михаила, закончив: "Твоё место в Израиле!" В другой обстановке уместно было бы поблагодарить за добрый совет, но в этот день у Михаила "отказали тормоза": он избил антисемита,после чего сам позвонил в милицию.
Собутыльники – свидетели немедленно отправили письмо в газету "Советская Белоруссия". Но в стране уже было "время застоя", и это амортизировало нежелательные для директора школы последствия. Осуждали, но не клеймили: экстремизма уже не было. Интриги оставались, но уже были "свои люди", и модно было "сор из избы не выносить". На совете РОНО, в присутствии корреспондентов, раздавались и голоса в защиту Михаила. Один из директоров заявил: "То, что вы его избили, это так правильно!". Дали выговор "за несдержанность". "Советская Белоруссия" на письмо "очевидцев" вообще не среагировала. Теперь в своих краях Михаил Фарфель стал героем: его, а не милицию звали разнимать драки. С отцом.
В Белоруссии были известны братья Вайнраубы, оба – Герои Союза. С одним из них Михаил ехал в машине от вокзала Риги в Юрмалу. Он был в курсе истории. "Я – Герой, - сказал Вайнрауб Михаилу, - и то чуть не сел в тюрьму за подобное. А тебе как-то обошлось".
В 1985 году веял ещё не "ветер перемен", но уже "лёгкий бриз". В передаче из США известная американская певица заявила, что русские дети хотят войны. Михаил Фарфель написал на "Панораму", что он, директор школы, у которого к тому же погибла вся семья, категорически отвергает это нелепое обвинение. Через полгода в передаче из США с тем же ведущим та же певица читает письмо Михаила. Назавтра – звонок из райкома: певица должна приехать в Союз и хочет лично говорить с автором письма! Местные власти – в испуге: как быть? Вдруг приедет, а дороги – не для роскошной машины! Когда страсти улеглись, первый секретарь райкома дал "добро" на переписку. В 1987 году певица приехала, остановилась в Москве, в построенной французами гостинице "Космос" и пожелала лицезреть г-на Фарфеля в Москве. Прихватив с собой переводчика из местных, Михаил выехал в Москву. Три дня в столице, "Космос", заморская звезда – неизгладимые впечатления. И популярность в своих пенатах.
Но Михаил всё ещё работал в Калачах, в этом "швейцарском" уютном, но глухом уголке. За это время, помимо Дины, в семье прибавились: в 1979 году – сын Илья, названный в честь деда Эли; в 1985 году – Роберт. Дети подрастали, надо было подумать и об их образовании.
В 1987 году, приехав к отцу, Михаил встретился с заведующим местного РОНО. Тот предложил должность директора школы в Красной слободе, где Михаил сам когда-то учился. В десятилетке на тысячу школьников было немало "высокопоставленных" учителей, а это значит – капризы, интриги, тем более Михаил был единственным евреем во всём преподавательском коллективе. В посёлке был высок авторитет отца как преподавателя, общественника и человека. Знали и уважали деда, как отличного портного, мудрого старожила посёлка. Но, конечно, Михаилу следовало полагаться на себя и тем более не подвести их добрые имена.
Приступал к работе незадолго до начала нового учебного года. За неделю отремонтировал школу, организовав помощь родителей. В короткий срок школа стала привлекательной для ребят: два самодеятельных театра, кино, кафе, школа бальных танцев. Со временем в единый комплекс со школой как бы объединились спортшкола и детская библиотека, а затем и музыкальная школа, и городская библиотека. Построили огромную теплицу. Как и в Калачах, все учителя школы получили достойное жильё. Начал директор с себя – а почему бы и нет?
Используя возможности "перестройки", школа развила предпринимательскую деятельность. Кроме теплицы, доход стало приносить производство гипсовых плиток, узорчатых ручек. Если дети помогали колхозам, то теперь за это получали деньги. Из созданного школьного денежного фонда лучшие и отличившиеся ученики получали премии. Привлёк родителей для руководства бесплатными кружками: корреспондентским, фото, художественным. Школа первой перешла на пятидневную учебную неделю, а шестой день называли "днём обменов". Проводились консультации по всем предметам. Обменивали и продавали свои поделки. Работало кафе. Все преподаватели должны были присутствовать и участвовать в этот день. Один из классов был дежурным. И ещё одна деталь, о многом говорящая тем, кто знаком с буднями педагогических коллективов: за годы работы А. Фарфеля из этой школы не поступило ни одной анонимки.
В 1990 году проводились первые демократические выборы Народных депутатов Белоруссии. Кандидатуру Михаила Фарфеля выдвинули на собрании трёхсот жителей посёлка. Большую помощь в агитации сыграли многочисленные друзья Михаила, друзья отца, родители учеников и педагоги. Помогла и жена Наташа. В то время она работала в Сельхозтехнике, где трудились 800 человек. Когда обсуждали кандидатуры, Наташа возмутилась:
- А почему не упоминаете Фарфеля?
- Ну, ему нужны парниковые условия, - заявляет директор.
Тогда Наташа выступила с яркой речью в защиту и поддержку мужа, в том числе и рассказала о его трудолюбии, об их дружной семье и личных качествах Михаила. Закончила под бурные аплодисменты аудитории.
Конкурентами Михаила на выборах были председатель колхоза, председатель райисполкома и минский академик. Несмотря на это, Михаил Фарфель был избран в первом же туре, набрав свыше 50% голосов. В тех выборах многие были избраны впервые, в том числе и будущий президент А. Лукашенко. Популярность бывшего председателя колхоза резко возросла после его известного разоблачительного доклада о борьбе с преступностью. После доклада он подошёл в зале заседаний к Михаилу и спросил:
- Ну, что тебе подсказывает твоя тысячелетняя интуиция?
Это была шутка. Михаил просил подчеркнуть, что в годы их депутатского общения А. Лукашенко не проявлял при нём признаков антисемитизма. В годы президентства А. Лукашенко Михаилу не приходилось с ним общаться.
В списках депутатов Михаил Фарфель оказался единственным "официальным" евреем. Человек двадцать были "подпольными". Михаил отказался от перехода на постоянную депутатскую работу, остался директором школы. Когда дошла очередь до о выбора участия в комиссиях Верховного совета, Михаил, по его желанию, был включён в комиссию по международным делам и внешним экономическим связям.
- Почему не в комиссию по образованию? – спросили директора школы.
- Потому что кто-то должен заниматься вопросами образования в международном аспекте, ответил он. Кроме того, депутат Фарфель был включён в комиссию по науке и научно-техническому прогрессу.
С первых же дней Фарфель почувствовал совершенно новую, необычную атмосферу. То, что было раньше плохо, на глазах стало хорошо: Америка, Израиль… И быть евреем, тем более единственным, - тоже отлично! В том же 1990 году Михаил, в числе многих, покинул партийные ряды.
Первая сессия Верховного совета. Утверждается протокол Мандатной комиссии. Зачитывают: "Белорусов – столько-то. Русских… и так далее… И инши"… По-белорусски – "инши" значит "прочие" Не зачитали только евреев. Председатель Станислав Шушкевич предлагает утвердить протокол. Михаил поднимает руку:
- Моя жена вышла замуж за еврея. А то, что она вышла за "инши", она и не знает…
Председатель Мандатной комиссии дочитал протокол:
– Еврей – один.
- Претензии исчерпаны, - заявил Михаил и добавил: - Господа, слово "Еврей" придётся произносить…
К Михаилу в парламенте относились прекрасно, с большим уважением.
- В компенсацию за унижения всех предыдущих поколений, - шутил Михаил.
Он сразу же включился в парламентскую работу. В частности, оказалась масса дел, связанных с Израилем. Естественно, они попадали к нему. С участием члена комиссии Фарфеля был аккредитован Сохнут. Приехал мэр Квар-Сабы – кому, как не Михаилу следовало его принять. Хабад предложил вывезти детей из чернобльской зоны Гомельской области на оздоровление и учёбу в Израиль. Тогда ещё был СССР. Двум зафрахтованным для перевозки детей румынским самолётам не дают разрешение на прилёт. Хабад попросил помочь. Михаил согласился и выразил желание сопровождать детей. Позвонил в Москву и потребовал дать "коридор" для самолётов.
Этот рейс положил начало программе приглашения детей-подростков "Наале -16". Вместе с Михаилом летел руководитель Фонда мира Белоруссии. Летели через Лондон, там были 4,5 часа – и в Тель-Авив. Детей отправили в лагерь, а их вдвоём – в гостиницу Тель-Авива. Две недели возили по Израилю. Встречались с Довом Шилянским, председателем Кнессета. Первые впечатления от Израиля для Михаила незабываемы. В том же 1990 году сюда репатриировался брат Володя.
До назначения Послом в Израиле депутат Фарфель трижды посетил нашу страну. Географ по образованию и преподаватель географии, Михаил и до этого знал прекрасно историю, географию Израиля, знал основы Торы. К 1992 году его знания существенно расширились. Очень хорошие отношения сложились у него с "Сохнутом". Многое сделал Михаил для "отказников" – и в начале 90-х годов ещё оставались такие.
– Незабываемым было ощущение, когда генерал КГБ говорит тебе: "Хорошо! Выпущу!" – рассказывает Михаил.
Но не следует думать, что международные дела депутата Фарфеля замыкались на Израиле. Была масса и других и международных, и внутренних вопросов. В этом очерке больше об Израиле потому, что он адресован в основном читателям Израиля. Во время поездок по нашей стране Михаил снял фильм об Израиле, передал его на белорусское телевидение. Вначале его показали лишь на половине территории республики. По требованию Михаила и общественности фильм показали ещё раз на всю Белоруссию.
Комиссия по международным связям готовила доклад о приоритетах. Упоминались крупные страны, соседи… Израиль не был включён. Михаил вмешался:
- Если отношения строить по количеству брёвен и гвоздей, то вы правы. Но если подходить к вопросу с точки зрения обмена визитами людей и родственных связей, то Израиль должен быть среди приоритетных. – И здесь депутат Фарфель добился своего.
Насколько был высок авторитет Михаила к 1992 году, можно судить по анекдоту, передававшемуся среди депутатов: "Новая валюта Республики Беларусь – "Шукель": Шушкевич + Кебич + Фарфель (Вячеслав Кебич был Председателем Совета министров Беларуси). Михаил Фарфель с супругой и Послом России Александром Бовиным. 1995 год.
История назначения Михаила Фарфеля первым главой Посольства молодой суверенной Беларуси в Израиле интересна и необычна. В Минск с заранее подготовленным визитом прилетел Симха Диниц, председатель Сохнута, бывший представитель Израиля в ООН. Его международный авторитет был высок, да и миссия его выходила за рамки должности. На приёме в его честь – С. Шушкевич, В. Кебич. Обмен торжественными речами. Диниц дарит ценные подарки: древнюю амфору, каменную форму для отливки монет. Озвучивается, между прочим, и анекдот про валюту "Шукель". Как пишут в протоколах, "непринуждённая обстановка". Встаёт Диниц и говорит примерно так:
- Мы рады, что Республика Беларусь хочет установить с нами дипломатические отношения и что первым главой посольства будет у нас Михаил Фарфель".
Шушкевич удивлён:
- Откуда вы знаете?
А Диниц ему:
- Я уже полтора часа в Минске.
Потом Михаил узнал, что глава МИДа Кравченко готовит другую кандидатуру. Михаил зашёл к В. Кебичу и как бы между прочим сказал ему об этих планах.
– Поедешь ты! - твёрдо сказал премьер. Было решено подготовить визит Кебича в мае 1992 года в Израиль, там и подписать Протокол об установлении дипломатических отношений.
Для подготовки визита послали в Израиль Михаила с двумя специалистами по линии МИДа и одним – по экономическим связям. Ещё до отъезда Михаил договорился в МИДе, что Белоруссия проголосует в ООН за отмену резолюции 1973 года, ставившую на одну доску сионизм и фашизм. Резолюцию отменили.
В. Кебич из Объединённых Арабских эмиратов прилетел в Израиль. В то время премьером Израиля был Ицхак Шамир, Министром иностранных дел – Давид Леви. Договор был подписан. Подписание Договора В. Кебичем и Д. Леви. 1992 год.
Михаил Фарфель вернулся вместе с Кебичем в Минск и начал готовиться к новой работе. В августе прилетел в Израиль вместе с сыном. Была съёмная квартира, не было машины. Всё начинал с нуля. Подобрал офис для Посольства. Товарооборот между странами был всего 15 тысяч долларов. Беларусь была первой из стран СНГ, кроме России, организовавшей Посольство в Израиле. Познакомился с российским послом Александром Бовиным, "человеком сложным, но порядочным", как характеризует его Михаил. Вместе с первым послом Украины Юрием Щербаком они работали в тесной, дружеской взаимосвязи. Их так и называли: "Три богатыря". В честь 50-летия Победы, в 1995 году три посла устроили совместный приём России, Украины и Беларуси в Герцлии-Петуах, в ресторане "Шератон".
За год Михаил выучил иврит. Многое успел он сделать за четыре года своей каденции. Авиационное сообщение было организовано ещё раньше с его участием, теперь оно осуществлялось регулярно компаниями двух стран. При активной помощи Председателя Союза инвалидов Авраама Коэна, с которым подружился, Михаил организовал приезд из Белоруссии инвалидов и изготовление им в Израиле протезов. Организовал обмены визитами артистов, спортсменов, деятелей культуры. Визиты сотрудников МВД. Приезд детей на оздоровление в кибуцы. Много детей из Белоруссии вылечили израильские врачи благодаря усилиям Михаила и материальной помощи миллиардера Шауля Айзенберга, с которым у Фарфеля были дружеские отношения.
Михаил Фарфель организовал визит заместителя премьера Беларуси по сельскому хозяйству. При подписании договора присутствовали Ицхак Рабин и Шимон Перес. Для Шимона Переса, выходца из Белоруссии, была организована поездка по стране. Приезжала и первая торговая делегация.
Что ни день, то чьи-нибудь визиты, и всегда посолстремился всем помочь, а многих – сопровождал сам. Сначала в посольстве, кроме Михаила, было всего два дипломата: экономический советник и консул. Между прочим, выяснилось, что дед консула в войну спас еврейскую семью, а он этого и не знал. В центре - писатель Василь Быков . Слева - Посол Украины Ю. Щербак. 1993 год.
Приезжали из Белоруссии и деятели культуры. Памятуя, что Василь Быков, Рыгор Бородулин, Алесь Адамович посещали памятники жертвам Катастрофы в Минске, Михаил пригласил их в Израиль. Адамович не успел приехать: умер в 1994 году. Василь Быков неделю жил у Михаила. Бородулина пригласил мэр Иерусалима Тедди Колек. Рыгор написал много стихов в Израиле. Стихотворение "Иерусалим" на белорусском языке посвятил Михаилу Фарфелю.
В кулуарах МИДа всегда, как и в любых других и в любой стране, без интриг не бывает. Были и проверки, в том числе финансовые. После такой проверки Михаилу донесли мнение ревизоров: "Честен до неприличия".
- Не только по части финансов, говорит Фарфель. - Я служил по совести и своей родине Беларуси, и по совести не делал ничего, кроме хорошего, Израилю. Иначе быть не могло: там – мой отец, сестра, здесь – семья, брат. - Какие бы ни были разговоры в то время и потом, Михаил остаётся благодарным другом Беларуси и белорусов. Это он просит особо подчеркнуть. С генералом Романом Ягелем
В октябре 1995 года у Михаила случился инфаркт. Ещё три месяца он продолжал возглавлять посольство в ранге Временного поверенного, затем приехал Посол Геннадий Ловицкий. Это было вполне естественно, была досада из-за серьёзной болезни, но не обида за замену. Какое-то время Михаил оставался советником, в мае 1996 года уволился окончательно. Первое время оставался в Израиле как турист, при этом официальных проблем не было: после инфаркта ему было запрещено врачами летать. Затем оформил израильское гражданство.
Михаил подчёркивает, что в Белоруссии о нём тогда не написали ни одного плохого слова. А в Израиле, к сожалению, мало кто протянул ему руку помощи в столь трудный и ответственный момент. Лишь пригласил Авигдор Либерман и спросил:
- Миша, чем я мог бы помочь?
К этому времени дочь была полноценной израильтянкой, пройдя гиюр. Сейчас у неё уже своя семья, двое детей. Жена Михаила Наташа работает в туристической фирме. Лишь недавно, через десять лет израильского гражданства, купили себе квартиру. Старший сын отслужил в ЦАХАЛе, работает в области компьютеров. Младший закончил службу в военно-морском флоте, намерен также пойти учиться компьютерному делу.
В 2000-м году Президент Беларуси А. Лукашенко прилетал с визитом в Израиль. Михаила Фарфеля на приём не пригласили, но Президент во время приёма поинтересовался:
– Как здесь у вас устроился Миша?..

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

БОЕВАЯ ДИНАСТИЯ АЛЬШАНСКИХ

На ежегодной встрече землячества в лесу Бейт-Шемен
Михаил Ринский
БОЕВАЯ ДИНАСТИЯ АЛЬШАНСКИХ
Фамилия "Альшанские", что называется, "на слуху" у многих репатриантов ещё со времён "той"жизни: "там" она для многих стала символом энергичной, бескомпромиссной борьбы за национальное достоинство; здесь – символом энергичной борьбы за достоинство своих товарищей по оружию и своих земляков. И ещё семья Альшанских – живой пример удачной абсорбции трёх поколений династии.
Ещё век назад простой еврей-трудяга Мордухай Альшанский из белорусского местечка Щедрина под Бобруйском и представить себе не мог, как круто повернёт судьба всю былую размеренную жизнь, а потом и обернётся настоящей катастрофой, и не только для его семьи. Поначалу всё было чинно, как и положено было сыну уважаемых семей Альшанских по отцу и Меламедов – со стороны матери. Но Первая мировая, а затем и крах всего прежнего житейского уклада изменили не только жизнь, но и людей. У Мордухая и его жены Дины как раз в эти горячие годы родились два сына: в 1917 году – Наум, через год – Михаил. А ещё семья приросла тремя дочерьми. Но в стороне от событий оставаться было невозможно. Вот и род Альшанских дал молодой Советской власти и председателя колхоза, и редактора местной газеты…
Дина, из семьи глубоко религиозной, сколько могла ещё соблюдала традиции в доме. Да и разговаривали они с Мордухаем на идише. Дети начинали учиться в еврейской ещё школе, так что и Наум, и Михаил знали идиш. Но в 30-х годах закрылась еврейская школа, в советской школе братья стали комсомольцами. Боевой настрой тех времён привёл Наума Альшанского в Ленинградское военное училище связи. По окончании, как раз незадолго до войны, молодого лейтенанта направили на самый юг Союза. Служил в Термезе, в Кушке.
"Чистки" конца 30-х годов не обошли и семью Альшанских. Младший брат Михаил учился на рабфаке. Как-то со сверстниками вчетвером играли в карты. Проигравший, комсомольский секретарь, отказался расплачиваться, за что получил от Михаила справедливую пощёчину. Шёл 1939 год, и приговор "тройки"не заставил себя ждать: 10 лет за физическое оскорбление партийного работника. Через много лет, когда дали заглянуть в "дело", в нём оказался всего один лист. Наум Альшанский. Ленинградское училище связи, 1939 год.
Началась война, и осенью 1941 года Наум Альшанский был из Термеза направлен на фронт. Прошёл с боями весь боевой путь, от Поволжья через Украину до Австрии, начав лейтенантом и закончив войну майором – заместителем начальника связи 74-й дивизии. Наум всегда был скуп на рассказы о своих воинских заслугах, многочисленные боевые награды говорят сами за себя. И документы тоже. Вот их фрагменты, за которые благодарю Михаила Нордштейна, получившего их в Минском облвоенкомате:
Из боевой характеристики на майора Альшанского Н. М. от 20. 04. 1945 года:
"…в период боевых действий связь вполне обеспечивала боевые операции дивизии, особенно хорошо работала радиосвязь. Руководить подчинёнными умеет. В сложной боевой обстановке не теряется, решения принимает правильно…"
Из Аттестации от 27. 05. 1945:
" В боях решительный, инициативен. Радиосвязь в наступательно-оборонительных боях работала хорошо, управление по радио было обеспечено…"
О чём Наум не мог молчать и рассказывал эмоционально – это о картинах зверств со стороны фашистских захватчиков, с которыми приходилось сталкиваться по ходу наступления на Запад. Особенно незабываемо жутким воспоминанием для Наума был захваченный у врага в румынском городке грузовик, битком набитый кусочками мыла, на каждом из которых было тиснение: "Из чистого еврейского жира". Это мыло захоронили в братской могиле, как людей; армейский офицер – еврей, надев кипу, прочёл на идише кадиш. Прогремел воинский салют.
Подобные личные воспоминания суммировались для Наума с теми страшными потерями, которые понесла семья в годы войны: от рук фашистских палачей и их приспешников в первые же месяцы оккупации погибли в Щедрине 18 только Альшанских, а всего родственников, включая семью Меламедов, - 78 человек. Катастрофа еврейского народа круто изменила отношение Наума к судьбе своего народа. Погибли родители и три сестры Наума.
Фронтовой путь офицера был отмечен орденом Боевого Красного знамени, двумя орденами Красной звезды, двумя – Отечественной войны, большим количеством медалей. Первой наградой была медаль "За отвагу".
В первое время после войны майор Альшанский ещё служил в Румынии. Получив в 1945 году отпуск, он приехал в Москву, к своему боевому другу капитану Йону Дрелю. Больше ехать ему было не к кому: все погибли…Оставался брат Михаил в приполярном лагере под Кандалакшей. Прикрепив все свои боевые награды, майор Альшанский явился на приём к одному из высших чинов ГУЛАГа генералу Я. Д. Рапопорту. Доложив ему о причине ареста брата, попросил о его досрочном освобождении или по крайней мере разрешении его навестить. К удивлению Наума, генерал перешёл на идиш, который Наум прекрасно знал и даже переписывался позднее, когда был "в отказе", на идише с известным поэтом Ароном Вергелисом. К ещё большему удивлению Наума, Рапопорт распорядился не только дать разрешение посетить брата, но и выдать майору Альшанскому два комплекта зимнего обмундирования, включая полушубки и валенки.
По приезде в Кандалакшу Наум провёл с братом четыре дня: начальник лагеря создал им для этого все условия, а в благодарность за это получил от майора Альшанского трофейный пистолет "Вальтер".
В 50-х годах Михаил в числе первых был реабилитирован, жил в Москве, работал директором магазина, приезжал в 60-х годах в Минск навестить Наума. Умер в 1992 году в Москве.
Вернувшись из Кандалакши в Москву, к другу Йону Дрелю, Наум познакомился в его доме с милой сестрой его жены Кларой Гольденберг из украинской Шепетовки, в то время учившейся на 4-м курсе 2-го Московского мединститута. Клара была на шесть лет моложе его. Наум купил огромную щуку и полушутя заявил, что если Клара приготовит любимую им с детства еврейскую фаршированную рыбу, как делала его мама, он предложит ей руку и сердце. Очевидно, рыба ему понравилась, потому что в ноябре 1945 года сыграли свадьбу, после чего офицер уехал в Румынию, в свою воинскую часть, а студентка продолжила учёбу. Когда 1 мая 1947 года Наум Альшанский получил телеграмму о рождении сына, счастливый отец продал мотоцикл и две трофейные двустволки, и офицеры гуляли два дня. Новорождённому в Москве брит подпольно сделал верующий врач-еврей. Сына назвали Михаилом, в память убитого деда Мордухая.
В 1948 году воинскую часть Наума перевели в Московскую область. Затем майору Альшанскому было поручено формирование Отдельного тяжёлого батальона радиорелейной связи на территории Белоруссии. Сначала Наум был назначен начальником штаба, а через несколько лет – командиром батальона. Ему было присвоено звание подполковника. Несколько лет жили в городке Берёза-Картузская Брестской области, а в 60-е годы батальон перевели в пригород Минска. В ведении батальона находилось 20 мощных радиорелейных станций, обеспечивавших связь командования округа с армиями.
Сын пошёл по стопам отца. Он поступил в Минский техникум связи и успешно его окончил в 1965 году. Как раз к этому времени комбат Альшанский демобилизовался из армии, а сын его Михаил был в армию призван. На призывном пункте его узнал старший лейтенант Лоевский из батальона отца и забрал его, вместе с несколькими сверстниками по техникуму, в свой батальон. Начало было трудным, а потом Лоевский перевёл Михаила в свою роту, и дальше он работал по специальности, стал заместителем комвзвода, возглавив одну из станций связи.
Однажды, во время учений, одна из станций никак не могла выйти на связь с объектом. Михаил Альшанский, станция которого была в "горячем резерве", сам вышел на связь с этим объектом, а чтобы "прикрыть". товарища, протянул к нему кабель. Один из проверяющих "вычислил" этот "обман", и сержант Альшанский получил благодарность за инициативу. Михаила направили учиться в Киевское высшее училище связи, но за "самоволку" его оттуда вернули в батальон.
После срочной службы Михаил поступил в Ленинградский институт связи имени Бонч-Бруевича, но затем, устроившись на работу в минский филиал московского института Гипросвязь, перевёлся учиться в Минское заочное отделение московского Института связи. Наум Альшанский, Ефим Давидович, Михаил Альшанский (справа) с семьями Э. Бермана и М. Мацевича у памятника Минского гетто, 1973 год.
А между тем Наум Альшанский близко сошёлся с минскими евреями, с большим сочувствием напряжённо следившими за успехами молодого Государства Израиль. После эффектной победы Израиля в войне 1967 года сионистские настроения среди окружения отца усилились многократно, и в 1970 году Наум и семья решили: надо вырваться. Подали документы в 1971 году, когда закончила школу дочь … Сын Михаил ещё учился на 4-м курсе – его отчислили в январе 1972 года, при этом заявив: "Мы для Израиля кадры не готовим". На работе в "Гипросвязи" устроили 5-часовое комсомольское собрание.
- Что ты будешь делать, если из окопа увидишь на противоположной стороне меня? - спросил на собрании один умник.
- Ты что, собираешься воевать со мной в окопах египетских или сирийских? – ответил Михаил. Лично я обещаю, что у границ СССР в окопах не появлюсь А если тебя увижу у израильских границ, - убью. Меня в Советской армии учили убивать, а ты "отмазался", не служил, так что у меня больше шансов будет.
Михаила, конечно, из комсомола исключили, но с работы хорошего специалиста не уволили. Не уволили и мать: Клару, прекрасного врача-инфекциониста, оставили на работе в поликлинике. Она была парторгом – из партии её исключили.
Наума из партии исключали дважды. Ещё в 1967 году он начал обзванивать евреев для сбора средств на памятник на его родине в Щедрине, на месте расстрела нескольких сот евреев. Узнав об этом от доносчиков, райком исключил подполковника – пенсионера из партии, но обком восстановил. Но в 1971 году исключили окончательно. За четыре года, которые семья была "в отказе", несколько раз Наума вызывали на допросы, проводили обыски дома. Забирали всю переписку, блокноты… Забрали и офицерский кортик.
Худшим наказанием для подполковника был приказ зам. министра обороны С. Соколова о разжаловании его в рядовые, с лишением офицерской пенсии. Пенсия его тогда была 180 рублей "новыми" деньгами, пенсия солдата – 40 рублей, но даже эту мизерную пенсию он получить не мог, так как не было ему 60-ти лет. И на работу не брали. То есть лишили средств существования, в то же время не выпуская из страны.
В один из вечеров Науму позвонил полковник Ефим Аронович Давидович, тоже заслуженный фронтовик. Он тоже был "в отказе", добивался выезда с русской женой и дочерью. Через год Науму позвонил ещё один полковник Лев Петрович Овсищер, тоже "отказник". Против них троих, а также бывшего капитана Цфании Кипниса КГБ завёл "дела", но измену родине им пришить так и не удалось. В травле их называли "хунтой". В то же время отказники не пасуют: они вступают в переписку с видными людьми. В письме редактору "Правды" М. Зимянину и обозревателю Ю. Жукову от 29 октября 1973 года они предлагают, например, расселить 600-800 тысяч палестинских арабов в 20-ти арабских государствах. Ю. Жуков в ответном письме советует им отрешиться "от ложной защиты сионизма". В ответ, в последнем письме Ю. Жукову в январе 1975 года трое призывают, наоборот, Ю. Жукова "отрешиться от лжи".
В знак протеста против лишений репатриирующихся воинских званий, пенсий, наград, Наум Альшанский отвёз в Москву свои фронтовые награды и сдал их в приёмную Президиума Верховного Совета СССР, заявив, что возвращает награды родине, ставшей для него мачехой. Ещё до этого он повидал выдающегося учёного, правозащитника А. Д. Сахарова, и тот спросил его, не жалко ли Науму сдавать эти заслуженные им награды. "- Жалко, - ответил фронтовик, - но что делать…". После смелого поступка Наума Альшанского сдачу репатриантами наград не стали требовать.
Для Альшанских "лёд тронулся" только весной 1975 года, когда Науму предложили буквально в три дня выехать из страны, а семья должна была "догонять" его. Глава семьи отказался уехать без близких. В конце концов, они уехали все вместе в марте 1975 года. Лишь значительно позже стала известна причина торопливости властей: оказывается, разрешение Альшанским на выезд было дано в обмен на возвращение в СССР подполковника Советской армии, оказавшегося в плену у израильтян при захвате ими в войну 1973 года советской радиостанции в Египте.
Судьба двух полковников-отказников сложилась по-разному. Ефим Давидович должен был в 1977 году выехать в Израиль, но в апреле 1976 года скончался от инфаркта. Наум Альшанский приложил огромные усилия и в результате добился того, что тело друга было доставлено в Израиль и с воинскими почестями похоронено на Масличной горе. Лев Овсищер получил разрешение на выезд только в 1987 году. Последние годы перед выездом он жил в Москве. После его приезда в Израиль Наум Альшанский помог Льву получить пенсию инвалида войны. Какое-то время Лев вёл работу в Организации ветеранов войны, издал книгу. Недавно скончался в Иерусалиме.
По приезде в Израиль семья первое время жила в Центре абсорбции близ Иерусалима. Учили иврит: первичных знаний, полученных в Минске, было недостаточно. Надо было жить, зарабатывать. Первым работу получил Михаил: Министерство связи направило его в Ришон ле-Цион, на телефонный узел.
Родители обосновались в Бней – Браке: Клара стала работать врачом в поликлинике "Блюменталь" и "задержалась" в ней до самого ухода на пенсию. Наум , хотя и работал директором ульпана, но главной его деятельностью стало создание Союза ветеранов войны с нацизмом – выходцев из СССР при Союзе ветеранов войн Израиля. В то время ветеранов Израиля возглавлял бывший начальник Генштаба ЦАХАЛа генерал-лейтенант Хаим Ласков, уроженец города Борисова в Белоруссии.
Наум Альшанский, о мужественной борьбе которого знали уже многие в Израиле, сразу же был окружён почётом и уважением. Ему присвоили звание подполковника ЦАХАЛа. В День независимости Израиля он зажигал факел на горе Герцель. Именно благодаря его авторитету и энергии местные израильтяне лишь тогда по-настоящему узнали о том, что сотни тысяч евреев не хуже других воевали в рядах Советской армии, о евреях – Героях Советского Союза, генералах и адмиралах. Они узнали, какую решающую роль сыграли победы на восточном фронте в деле общей победы над фашизмом. Наум Альшанский много внимания уделил законодательству о пенсиях и льготах для ветеранов войны с нацизмом, он поставил вопрос о праздновании Дня победы над фашизмом.
К сожалению, при жизни он не успел довести закон до его принятия: Наум Альшанский скончался после тяжёлой болезни 15 февраля 1991 года. Закон о ветеранах был принят благодаря усилиям его преемников и депутатов Кнессета, из которых особо необходимо отметить Юрия Штерна. При жизни Наума филиалы Союза ветеранов были созданы в 17 городах страны.
Одновременно Наум Альшанский был генеральным секретарём Объединения выходцев из СССР. Кроме того, он был введён и в состав правления Объединения выходцев из Белоруссии. В 80-х годах Наум стал одним из заместителей председателя этой организации; вторым замом был Лев Зусманович, друг семьи Альшанских ещё по жизни в Белоруссии. Когда почти одновременно скончались и председатель Объединения Наум Дразнин, и Наум Альшанский, после их смерти председателем был избран Нехамия Макаби, а Михаилу Альшанскому предложили войти в состав правления и стать вместо отца вторым заместителем председателя. Натан Щаранский, Михаил Альшанский (справа) и Лев Зусманович
Между тем, пока отец вёл активную общественную работу, сын преуспевал на призводственном поприще. 11 лет проработал Михаил на том же телефонном узле Ришон ле-Циона, пройдя путь от рядового до заместителя начальника узла. В 1980 году Михаил женился. Рина – преподаватель математики старших классов. Окончила Кишинёвский пединститут и в 1978 году приехала в Израиль вместе с родителями. У Михаила и Рины – две дочери: в 1981 году родилась первая – Дана, а через три года – Йонат.
В 1986 году Михаила Альшанского назначили начальником узла связи Рамат – Элиягу. Это был большой успех репатрианта. И здесь Михаил работал долго – 9 лет, затем, в 1995 году, был назначен на должность начальника отдела перспективных проектов Управления связи "Безека" в Тель-Авиве. Такое назначение было не случайным: Михаил был постоянно на острие совершенствования системы связи в стране. Он – один из авторов внедрённой в стране аварийной системы прямой связи больниц. Другая разработка с его творческим и техническим участием – система, позволяющая при "падении" связи на одном узле исключить так называемый "эффект домино", то есть выход из строя целой системы. Немало новейших усовершенствований и новинок связи было осуществлено для армии и специальных систем для разведки и органов безопасности.
На "Безеке" Михаил проработал в общей сложности 27 лет и в 2002 году оформил пенсию. Но затем ещё два года работал в фирме "Селком". После этого Михаил сосредоточился на общественной работе, и не только в Объединении выходцев из Белоруссии: в 2004 году он избран депутатом Муниципального совета Ришон ле-Циона, он – председатель транспортной комиссии, но и помогает многим по их жалобам и просьбам. Михаил Альшанский и Лев Овсищер в Посольстве Республики Беларусь.
В 2006 году, после смерти Нехамии Макаби, Михаил Альшанский возглавил Объединение выходцев из Белоруссии, которых в стране – порядка 130 тысяч. 33 филиала имеет землячество по всей стране. Можно себе представить масштаб деятельности председателя. Здесь и продолжение "стратегической" борьбы за пенсии из Республики Беларусь, вопросы виз с обеих сторон, и вопросы увековечивания жертв войны, и взаимные визиты, и праздники, и помощь многим людям в решении их личных вопросов. Большое значение имеют взаимоотношения между странами, но и, в свою очередь, отличные доброжелательные отношения Объединения с Посольством Республики Беларусь в немалой степени отражаются и на международном уровне. Традиция тесного взаимодействия руководителей Объединения со всеми послами Беларуси, начиная с первого посла Михаила Фарфеля и кончая нынешним Игорем Лещеней, свято сохраняется и Михаилом Альшанским. Михаил Альшанский почтил память жертв - евреев местечка Друя (700 погибших).
Михаил рассказывает, что когда в 1975 году уезжал из Беларуси, был внутренне настроен на то, что навсегда расстался с прошлым. Когда же в июле 1994 года впервые после двух десятилетий приехал в Минск в составе делегации на празднование 50-летия освобождения Белоруссии от фашистов, - всё былое всплыло, смешанное с гордым чувством, что он – член делегации Государства Израиль. Тем более, что одна из сцен, с которых довелось выступать, находилась как раз на ступеньках того самого КГБ, в противостоянии с которым в своё время Альшанскими была одержана победа.
В "той" жизни Михаил служил в войсках связи. В Израиле был "приписан" к полку тяжёлой артиллерии командиром орудийного расчёта. Воевал в первую ливанскую войну, был на Синайском полуострове. За ливанскую войну получил медаль отличия.
Сейчас у Михаила и Рины дочери уже взрослые. Дана, инженер-химик, работает в авиационной промышленности. Йонат – студентка факультета психологии университета Бар-Илан, службу в ЦАХАЛе проходила два года в секторе Газа, в разведке.
1 мая 2007 года Объединение выходцев из Белоруссии тепло поздравило своего руководителя: Михаилу Альшанскому исполнилось 60 лет. Свой юбилей он встретил полным энергии и решимости ещё многого добиться в разрешении задач, возложенных на него, и новых, которые хочет сам на себя возложить, о чём он и поведал в те юбилейные дни в продолжительной беседе с автором очерка. Тогда же Михаил рассказал о истории семьи, показал фото и публикации о жизненных подвигах своего отца, которым по праву гордится. Но и сын сделал немало для нашей страны, для репатриантов, для своего Объединения, для своего города. Крепкого ему здоровья и новых успехов.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

ПАРТИЗАНСКАЯ ЗАКАЛКА (Евгения Рутман)

Михаил Ринский
ПАРТИЗАНСКАЯ ЗАКАЛКА
Живёт в полуарабском районе Яффо невысокая подвижная женщина, "послужной список" которой поражает воображение: еврейская школа, партизанский отряд, медсестра Советской армии, студентка, 30 лет школьного педагогического стажа. Ветеранская работа и самодеятельность в белорусском Борисове и по сей день – в израильском Бат-Яме. Книга стихов. Персональные концерты…
Семейная легенда по материнской линии рассказывает, что прабабушка Евгении в пятом колене, ещё во время войны с Наполеоном, когда к ней в дом в белорусской деревне нагрянули отступающие французские солдаты и угрожали жизни её и младенца, напоила их до беспамятства самогоном и, залив им кипятком глаза, сдала подоспевшим русским солдатам. Смелой была и Сара Эльканд, мать Евгении, в гражданскую войну спасавшая родственников от белогвардейцев. С 12-ти лет Сара работала на спичечной фабрике белорусского Борисова, подставляя под ноги скамейку, чтобы дотянуться до станка. В семье было шесть девочек, и, по еврейским обычаям, младшая из дочерей могла выйти замуж лишь после всех старших. Так что красавица Сара вышла замуж лишь в 30 лет, в 1915 году, за вдовца с пятью детьми, от 12-ти до трёх лет.
Сапожник Шай Гершович Гуревич был на 15 лет старше жены. Очень набожный, он носил густую бороду. Молясь, надевал талес и тфилу. Часто читал тору в синагоге. Все годы до смерти отца в доме отмечали все еврейские праздники, соблюдали субботу, готовили к праздникам традиционную кашерную пищу. Жили сначала в деревне Лозино того же Борисовского уезда. Население в ней было в основном польское, лишь несколько еврейских семей. Отличного мастера уважали. В гражданскую в большом доме Гуревича красные разместили штаб. Но пришли белополяки, обыскали дом жида, которого ещё и за большевика приняли, раз штаб в его доме был. Ничего не найдя, всё равно прогнали Шая через всю деревню, жестоко избивая шомполами, несмотря на просьбы не трогать доброго соседа. Потерявшего сознание Шая бросили в дорожной пыли.
К тому времени Сара успела к пяти детям мужа добавить трёх своих сыновей. Младший Евель был ещё младенцем. Переживания матери сказались на качестве молока и на умственном развитии мальчика, что в дальнейшем, в оккупации стоит ему жизни.
После избиения Шая, отразившегося на его здоровье, семья переехала в деревню Сморки (ныне – Зоричи) того же Борисовского уезда. В апреле 1923 года Сара родила дочь Геню, героиню нашего повествования. Дети подрастали, в Сморках была только семилетка, и в 1929 году переехали в Борисов. Шай работал сторожем, Сара – на спичечной фабрике.
Евеля и Геню отдали учиться в еврейскую семилетку. Евелю учёба не давалась. Зато Геня училась успешно и окончила все семь классов еврейской школы, которую в 1939 году закрыли. Ещё в 1933 году, в голодное время, умер отец. В тяжёлых условиях матери удалось дать образование старшим братьям: Ефим закончил рабфак, затем артиллерийское училище, но в 1941 году погиб при форсировании Днепра. Наум закончил школу НКВД и служил в кремлёвской охране. В войну горел в танке, освобождал Прагу и Будапешт. После войны, работая машинистом метро, заочно окончил Финансовый институт и работал по этой специальности.
Евель с трудом, оставаясь на второй год, окончил только два класса, и Сара, уважаемая на спичечной фабрике ударница труда, пристроила сына сколачивать тарные ящики.
Геня поступила в лесотехнический техникум, но невзлюбила черчение. Из техникума не отпускали. По её просьбе старший брат Ефим, тогда уже старший лейтенант, служивший в Краснодаре, прислал письмо, что забирает семью. Получив документы из техникума, Геня поступила в педучилище и отлично закончила его второй курс, когда началась война.
В первые дни войны Сара с Евелем и Геней, как и многие, ушли на восток. Пройдя два десятка километров, зашли в один дом – попросили воды. Хозяйка пригласила в дом. Вдруг не работавшее радио начало передавать призыв к жителям оставаться дома или возвращаться домой: невыходы на работу будут считать прогулами. Как было догадаться, что это передавали диверсанты, подключившиеся к линии связи. 28 июня вернулась в опустевший Борисов. В старом городе, у сестры Сары, провели в подвале два дня. 1 июля Борисов заняли немцы.
Голод заставил покинуть подвал и выйти в город. Магазины были разграблены, распахнуты их двери, выбиты стёкла витрин и окон. Тащили – кто что мог. По пути к себе домой, в новую часть города, видели убитых красноармейцев в окопах. На центральной магистрали из люка сгоревшего советского танка торчал обугленный труп танкиста. Немцы пока никого не трогали: обустраивались, играли на губных гармошках, пели по-немецки, в том числе на мотив "Катюши".
Комнату Гуревичей в квартире на пять семей соседи успели разграбить. Многое вернули. В квартире с одним общим санузлом и пятью примусами в кухне две комнаты как раз напротив Гуревичей занимала ушедшая из города семья Генкина, директора школы. В эти комнаты вселили немецкого генерала с адъютантом. Как ни парадоксально, но Гуревичам повезло: адъютант Август оказался порядочным человеком. Он не только, прося Сару или Геню что-либо постирать или починить, щедро платил хлебом и консервами, а то и супом в котелке, но даже, в нарушение всех приказов, тайком слушая по приёмнику советское радио, приглашал к себе Геню переводить сводки Информбюро.
Тем временем фашисты всё ужесточали требования к еврейскому населению: нельзя появляться на главных улицах, ходить по тротуарам, здороваться с русскими, нельзя… Каждое утро требовалось являться на базарную площадь старого города – получать задание на работы по уборке улиц, развалин, часто надуманные. Когда Геня проходила или работала недалеко от педучилища, однокурсники и педагоги делали вид, что не замечают её: одним было стыдно, другие тряслись за свою шкуру. Были и такие, которые злорадствовали.
Оккупанты расклеили новый приказ: всем евреям носить на груди и спине жёлтые латы – круги. За ослушание – расстрел. Были случаи, что у людей просто не было к сроку куска жёлтой материи – расстреливали. В один из дней Евель вышел, по недомыслию, в одежде без жёлтых лат – и был расстрелян. Сара и Геня остались вдвоём.
Как-то при распределении на работу Геню направили убирать радиоузел, разбитый в период боёв. Дважды отмывала и отскабливала полы, но при обрушении они были испорчены настолько, что привести их в порядок было невозможно. Принимавший работу фашист дал ей пощёчину. После этого Август выдал Гене справку, что она работает на складе, и ей не пришлось ходить для направления на работы.
Когда Геня спросила Августа, что такое гетто, он посоветовал ей с матерью уйти из города. И как только генерала и его адъютанта отправили на фронт, Сара с дочерью последовали совету порядочного немца. Оделись по-деревенски и, не снимая жёлтых лат, но прикрыв их котомками, в один из дней в конце августа ушли из города. Отойдя километров на пятнадцать и углубившись в лес, сорвали ненавистные латы, порвали и закопали советские паспорта. Придумали легенду. Фамилию взяли белоруса – мужа родственницы: Радюк. Сара стала Евдокией Ивановной – по имени соседки по квартире. Геня осталась Евгенией Семёновной, но теперь мама называть должна была дочь не по-еврейски Геней, а Женей.
Решили идти в сторону Витебска, как бы к родным, не представляя себе, надолго ли там линия фронта. Лесом вышли к деревне Бережницы. Хозяин, брат председателя колхоза, предложил остаться – поработать. Сара работала в хозяйстве со скотом, а Женя – в колхозе. Но если мать вполне сходила за православную, то черноволосая дочь вызывала подозрение, тем более, что слово "жиды" было у всех на слуху, с подачи фашистов и полицаев. Однажды, копая картошку на колхозном поле, услыхала, как одна колхозница другой говорит о двух еврейках, скрывающихся у их хозяина. Хозяйке кто-то тоже высказал подозрение.
Не желая подводить добрых людей, мать и дочь до рассвета ушли в лес, поблагодарив хозяйку, которая дала им на дорогу немного хлеба и сала. Шли опушками леса, боясь идти и по дороге, и по лесу, где фашисты расстреливали, подозревая причастность к партизанам. С рассветом вышли на дорогу и, решившись, на попутной немецкой машине доехали до Лепеля. Переночевали в лесу и пошли дальше. В селе Бочейлово, в 40 километрах от Витебска, хозяйка, "вычислив" их план, отсоветовала идти через линию фронта: её дочь была ранена при такой попытке, и теперь мать прячет и лечит её. Посоветовала переждать. Кто мог знать, сколько.
Тяжело возвращались. Износилась обувь. В Лепеле попросили работу в сельхозкомендатуре. Направили вытаскивать багром брёвна из реки. Зав. Гортопа Велюга сжалился и послал их собирать в штабеля брикеты торфа, километрах в пяти от города. Снабдил документами с места работы. Со временем Велюга будет расстрелян немцами за связь с партизанами. Здесь жили в полуразвалившемся бараке, зато вдоволь отъедались картофелем с неубранного поля. Когда торф стал смерзаться от мороза, перевели в город: Женю - уборщицей конторы Гортопа, маму – конюхом трёх его лошадей.
С жильём мать и дочь легко могли устроиться: евреев города давно отправили в гетто, и много домов пустовало. Но они не могли позволить себе такое кощунство. Сняли комнату у полячки. В доме был ещё один жилец, Жора Лейченко, агроном сельхозкомендатуры.
Жене приходилось работать и судомойкой в столовой, и стирать бельё немцам и военнопленным из обслуги. Полагалась норма – 200 грамм хлеба. Приходя получать, видела постоянное объявление: "Жидам не выдавать".
Приезжали крестьяне из деревень на работы по приказам немцев. 26 марта 1942 года – Женя запомнила этот день – пришлось ехать на подводе с крестьянами. Те решили завернуть – посмотреть, как повезут убивать евреев. Чтобы не выдать себя, пришлось ехать с ними. Жене и до этого не раз приходилось выслушивать, что она похожа на еврейку. А тут, когда евреев стали загонять в машины, подбегает полицай: " – А ну, жидовка, полезай в машину!". Спасло то, что Жене к этому времени удалось заполучить немецкое удостоверение. В тот же день она услышала разговор двух полицаев-литовцев: " - Сегодня у меня счастливый день: я видел сразу сотню убитых евреев". " – Мне бы живой попался – я бы его вилами проткнул!"…
Один из военнопленных, работавших при комендатуре, попросил Женю перевести советскую листовку с немецкого. С этой листовкой она попалась, её уволили с работы. Могло быть и хуже… Надо было жить. "Культурным" обслуживанием оккупантов занималась некая Софа – она пригласила Женю, которая хорошо танцевала, в "народный театр", выступавший с белорусскими народными танцами. Как-то в театр пришли начальник полиции Сорокин и начальник жандармерии Войтехович. Проверили внимательно немецкое удостоверение Жени. Спросили про советский паспорт и, получив ответ, что у беженцев всё сгорело, ушли с ехидной ухмылкой. Женя ждала ареста со дня на день.
В тот же вечер заглянул к ним в окно сосед-агроном Лейченко, спросил, почему такая грустная, и сказал, что знает про проверку документов. Знает, что Женя еврейка, и удивляется, что она не в партизанах. Женя ответила, что тоже удивляется, почему он не на фронте, а служит немцам. Лейченко предложил отвести маму и Женю к партизанам. Назначил место, куда все они должны были придти разными путями. Мама пришла вовремя, но, не дождавшись дочери, решила, что её арестовали, и вернулась домой. Женя же опоздала к месту встречи на три часа: идя предложенным Лейченко путём, попала в военный городок и долго не могла незаметно выйти из него. Лейченко подъехал к месту встречи на фаэтоне. На вопрос, а где же мама, ответил, что скажет, когда приедут в отряд. День ехали до места встречи с партизанами, на краю густой Соснеговской пущи. Встретили, как потом узнала Женя, начальник штаба отряда, комиссар и начальник разведки. Ехали в расположение бригады ещё почти трое суток, ночуя в шалашах. Женя заметила, что партизаны были немногословны с Лейченко.
В отряд прибыли 3 сентября 1942 года. Партизаны ушли, предложив подождать. Сели на траву, и Женя потребовать от Лейченко правды о маме. Он заявил, что мать видел вернувшейся домой, она на него набросилась с криком, но он, боясь, что его выдаст переводчица, удрал, не рискуя взять с собой Евдокию Ивановну.
Минут через десять адъютант комиссара бригады Владимира Лобанка увёл Лейченко к комиссару. А ещё часа через два командир отряда Дмитрий Короленко собрал отряд и заявил, что им лично только что расстрелян предатель Лейченко, настоящая фамилия – Скрипкин. Военнопленный лейтенант Лейченко связался с подпольем и при первом же аресте выдал 20 человек – всех их расстреляли, а сам он стал работать на оккупантов. Желая, по их требованию, войти в доверие к партизанам и проникнуть в их расположение, он прихватил с собой Женю, якобы спасая еврейку. Но партизаны знали о его предательстве от связных. Одной из них оказалась соседка Лейченко и Жени - Бурцева, затем не раз приходившая в отряд. От неё Женя знала, что мать не раз допытывали: где приёмная дочь? Считали, что Евдокия Ивановна скрывала еврейку. Женя не раз просила руководство отряда вызволить мать, но ей предлагали подождать удобного случая. В 1943 году, когда радовались победе под Сталинградом, Женя узнала от связной о гибели матери. Когда немцы узнали о расстреле Лейченко, - расстреляли десять заложников. Затем увели и расстреляли Сару-Евдокию, где – неизвестно.
В коротком очерке невозможно передать ни всей героики и в то же время – тяжести партизанских будней, ни всех проявлений человеческих качеств и страстей, от высоких до низких. Взять командира отряда Дмитрия Короленко. Боевой командир временами был непоследователен в своих действиях, не соответствовавших его должности. Короленко на времяотстраняли от командования отрядом за жестокость по отношению к пленным. Было и другое. 14-летняя еврейская девочка Галя Л. осталась одна: когда полицаи увозили всех евреев, родители спрятали её в шкаф. Партизаны спасли её. Короленко сделал девочку своей "партизанской женой". Когда уже приближалась линия фронта, - а за нею у него жена была, - он отправил девушку в другой отряд. Дмитрий Короленко погиб совсем незадолго до прихода Советской армии.
В то же время, командир отряда Короленко был одним из добрых защитников Жени в бесконечных домогательствах к ней со стороны, прежде всего, ротного командира Коцубинского – тот даже стрелял ей вслед, когда она убегала от него. К счастью, пуля пролетела над головой. Другой, комвзвода, мстил тем, что посылал в дозор чаще, чем других и на самые опасные участки. Даже через много лет после войны, на встрече ветеранов бригады в честь освобождения Белоруссии, Коцюбинский со злостью сказал Жене: " – Ты всё ещё не в Израиле?"
Когда через расположение бригады проходил на задание один из еврейских партизанских отрядов, им вслед неслось: " – Жиды-вояки идут!" Помимо обстановки и вражеской пропаганды – например, многочисленных листовок с самолётов, - отрицательную роль сыграло и негласное, но всем ставшее известным распоряжение не принимать евреев в партизанские отряды, после которого ,дело доходило не только до изгнания, но и до уничтожения евреев. Правда, такие случаи были редки. Кстати, было со стороны некоторых командиров и стремление избавиться "от платков", то есть от женщин, тем более – с детьми. Женя сама слышала такие разговоры.
Евгения Гуревич-Рутман с уважением и благодарностью говорит о комиссаре бригады, а со временем – командире партизанского соединения из 16-ти бригад, Герое Советского Союза Владимире Елисеевиче Лобанке, постоянно защищавшем и опекавшем Женю. Он даже хотел её отправить на "Большую землю", но Женя отказалась: во –первых, она мстила фашистам за мать и брата, да и вообще – она все партизанские годы стремилась быть на равных, доказывая, что она не хуже и не трусливее других и как еврейка, и как женщина. На равных с мужчинами Женя часто ходила на трудные и опасные боевые задания. И к ней, действительно, в отряде относились с уважением, а бывало – и спасали. Так было при форсировании реки Березины, когда Женя могла утонуть, если бы сразу два парня не подхватили её с двух сторон.
В 1943 году, после тяжёлых боёв, в отрядах и бригадах было особенно много раненых и почти не осталось медсестёр, многие из которых были выведены из строя. Организовали краткосрочные курсы медсестёр. Ещё занимаясь, девушки участвовали в хирургических операциях: выхода не было. Женя окончила курсы и стала медсестрой кавалерийского взвода. Не просто только была медсестрой, но и участвовала, к примеру, в минировании железных дорог.
В. Е. Лобанок, в 1944 году командовавший партизанским соединением, вспоминал, что к концу 1943 года, когда линия фронта приблизилась, Полоцко-Лепельская партизанская зона оказалась в ближнем тылу 3-й танковой армии вермахта. В зоне действовало 16 партизанских бригад, насчитывавших 17 тысяч бойцов. Сражаясь под общим командованием, они перекрыли важнейшие железные дороги и шоссе, парализуя снабжение и действия противника.
Немцам пришлось снять с фронта две полноценных дивизии и только тогда блокировать партизанский край и сжать кольцо окружения до того, что на площади буквально пять на пять километров оказались все партизанские силы зоны и мирное население, спасавшееся от поголовного уничтожения, которое осуществляли фашисты на своём пути. Партизанам пришлось идти на прорыв, и его осуществили 4 мая 1944 года, неся огромные потери, буквально прорываясь по трупам своих, оставляя в зоне раненых и мирное население. Это кровавое событие глубоко запечатлелось в памяти Евгении Гуревич, как самый тяжёлый для неё эпизод войны.
Прорвались к Лепелю, освобождённому к тому времени войсками 2-го Белорусского фронта. Здесь уже был развёрнут армейский госпиталь. Евгению Гуревич оформили медсестрой. Потом был год боевого пути, закончившийся в Восточной Пруссии. Запомнилось, как кошмар, здание гестапо. В подвале -отрубленные руки, ноги… В одной комнате, обитой красным бархатом, - роскошная мебель и рояль, а в комнате рядом, обитой чёрным бархатом, - орудия пыток.
После войны воинская часть Жени была отправлена в Крым, в Симферополь. От предложения остаться в армии Женя отказалась, вернулась в Борисов и, продолжив учёбу в педучилище, успешно его закончила. Затем было три десятилетия работы учителем младших классов школы. В 1948 году Евгения вышла замуж за фронтовика, секретаря райисполкома Бориса Рутмана. Родом он был из местечка Стрешин, Гомельской области, из глубоко религиозной многодетной семьи. С 1953 года, направленный в числе "30-тысячников", Борис много лет работал председателем колхоза и директором совхоза. В 1978 году Евгения ушла на пенсию, передав свой класс в школе Борисова дочери Софии, только что закончившей Минский пединститут. А Евгения стала нянчить внучку и активно участвовала и в ветеранской работе, и в самодеятельности.
Когда сын Леонид поступал в Минский политехнический институт и, несмотря на отличную сдачу вступительных экзаменов, "не прошёл", Евгении пришлось искать правды у своего бывшего командира. В то время уже заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР В. Лобанок помог восстановить справедливость. Леонид Рутман стал отличным инженером – руководителем строительства уникальных электростанций и объектов как в Союзе, так и за рубежом. Сейчас живёт в Подмосковье.
В 1990 году Борис и Евгения Рутманы вместе с семьёй дочери приехали в Израиль. Поселились в Яффо, в районе, наполовину арабском. К сожалению, в 1994 году Евгения похоронила мужа. Дочь работает воспитателем в школах и детсадах. Внучка – в ЦАХАЛе. А бабушка Женя продолжает и активную ветеранскую работу, и участие в самодеятельности. Издаёт книги стихов на темы от партизанских до израильских. Книги иллюстрированы работами её друга-партизана Н. Гутиева. Проводит персональные литературно-музыкальные концерты, где Женя читает стихи, а друзья исполняют песни. Таких концертов состоялось порядка 60-ти. Хочется закончить словами из стихотворения Евгении Рутман "Щедрость":
Будь щедрым. Время не забудет
Хорошим словом помянуть
Того, кто сердце отдал людям.
Запомни это. Щедрым будь…
Лишь добавим автору: И будьте здорова и счастлива.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ УТРАЧЕННОГО МЕСТЕЧКА

Михаил Ринский
ИССЛЕДОВАТЕЛЬ УТРАЧЕННОГО МЕСТЕЧКА
Катастрофа европейских евреев в 30-40 годы ХХ века, принеся огромный урон еврейскому народу, всё-таки не привела к вожделенному для антисемитов его уничтожению, но даже ускорила создание еврейского государства на исторической родине. В то же время, она разом завершила неизбежный исторический процесс уничтожения еврейского местечка, начавшийся с прорыва черты оседлости ещё в начале века и «успешно» продолжавшийся в СССР в 1930-е годы ,в совокупности с разрушением российского сельского уклада, раскулачивания, ограничения частника. Сельское население, а тем более местечковые евреи, переселялись в города. Одновременно под этим предлогом закрывались еврейские школы, уничтожались очаги иудейской религии, искоренялся самобытный идиш. Поощрялась ассимиляция. Нашествие гитлеровцев завершило процесс уничтожение местечкового еврейства не только в СССР, но и во всей Восточной Европе.
У человечества стало обычным – спохватываться лишь тогда, когда то растение, то птиц и животных, а то и целое человеческое племя или цивилизацию пора, а то и уже поздно заносить в Красную книгу исчезающих с планеты Земля. И тогда срочно пытаются не воссоздать утраченное, а хотя бы оставить память для будущих поколений. Тем, обычно благородным людям науки, кто посвящает свою жизнь нелёгким, в большинстве неизвестным широкому кругу людей и уже поэтому неблагодарным раскопкам в земле, в рухляди и в пыльных архивах, следует воздать должное. Тем более что зачастую они обрекают себя и семьи на скромную жизнь, а то и вынуждены унижать своё достоинство в поисках спонсоров во имя исследований и публикации их результатов.
Не только в России, но и в странах Запада и даже в Израиле не так много учёных, целиком посвящающих свои исследования истории еврейского местечка. Многие пишут труды о периоде Катастрофы. Но именно воспроизведение полной картины развития, уклада жизни евреев и его духовных ценностей позволяет до конца осмыслить то, что потерял наш народ, что сохранилось в существующей диаспоре, и на основе этих знаний – прогнозировать, а может быть – и направлять развитие её национальной духовной жизни и культуры.
Именно эту цель преследует доктор исторических наук, научный сотрудник Центра по изучению европейской диаспоры при Тель-Авивском университете Леонид Смиловицкий. Не будет преувеличением сказать, что опыт исторических исследований российского и советского еврейства, накопленный им за последние 15 лет работы в Израиле в этой области, выдвигает Леонида Смиловицкого в число компетентных исследователей дореволюционного и советского еврейства.
Тематика творчества учёного отнюдь не случайна. Он сам – уроженец бывшего еврейского местечка Речица Гомельской области. В еврейских местечках этого края прослеживаются все основные ветви генеалогического древа его предков.

Сейчас уже никто не скажет, что подвигло Мотл-Боруха Смиловицкого переехать в 1912 году из Гомеля в скромную Речицу, уездный деревянный городок, в котором к тому времени было 13 тысяч населения, наполовину – еврейского: несколько синагог было в городке. Против единоверцев его не раз и здесь учинялись погромы, начиная со времён гетмана Хмельницкого, да и в 1905-м – тоже, но евреи играли всё большую роль в городке. Скорей всего, родственники присоветовали Мотл- Боруху: в Речице Смиловицких жило немало. 1927 год, г. Туров
Мотл перебивался, как мог, извозчиком на бричке и приторговывал лошадьми и скотом. На русском ни читать, ни писать не умел, зато писал на идише. В смутные годы революции, когда привёз себе из Гомеля невесту Лизу Верткину, - и ей мешал учиться, но всё-таки Лиза и сама читала и писала, и детям старалась дать образование. В 1920 году у них родился первенец Хаим, в быту Ефим, в 25-м – Лейба (Лёва), а ещё через девять лет – Рахмиэль (Миля). В бывшем еврейском местечке, а к тому времени уездном городе Речице в 30-х годах еврейскую школу закрыли, братья учились в белорусской.
Хаим после десятилетки поступил в артиллерийское училище, закончил как раз к началу войны. Батарея, которой он командовал, попала в окружение, при выходе из которого Хаим был ранен в грудь, но бойцы его вынесли. После госпиталя служил в Заполярье в ПВО, в 1945-50 годах – в Китае и Корее, затем в Уральском военном округе, дослужился до подполковника.
Лейба до войны успел закончить 9 классов. Всей семьёй эвакуировались в Башкирию – Лиза еле уговорила мужа оставить родные места, не хотел уезжать. В эвакуации Мотл работал грузчиком, Лейб ему помогал, но как только исполнилось 17, пошёл в военкомат. В противотанковой батарее был водителем, возил 45-миллиметровку. Несколько раз был ранен, но возвращался в часть. Победу встретил в Кенигсберге. Но ещё до 1947-го года его задержали – служил водителем в «СМЕРШе» - грозной военной контрразведке «Смерть шпионам». В 1947 году поступил в МГУ на юридический факультет, но общежитие в МГУ не дали, и Лейб перевёлся в Минский юридический. Учился отлично, был комсомольским секретарём, окончил в 1952 году с красным дипломом, но работать по специальности не стал: разочаровался. Машеров взял его в ЦК Белорусского комсомола сначала инструктором, а затем зам. заведующего отделом агитации и пропаганды.
В том же 1952 году Лев Смиловицкий женился на Галине Чечик, молодом враче – эпидемиологе, родом из той же Речицы. Арон Чечик
Дед Галины Арон Чечик в деревне Вересницы Туровского района Полесской области занимался рыбой: ловил сам и скупал у крестьян, замораживал в леднике, сушил, вялил и отвозил в города на продажу. Безбедно прожил до войны, с женой Дворой они взрастили восьмерых. Сын их Израиль, как и все дети в семье Чечиков, помогал отцу, в 1-ю Мировую воевал, оказался в германском плену. Вернулся только в 1918 году, стал меламедом. Женился на Эстер Лифшиц из уважаемой в Турове семьи - у отца Эстер Файвла была мясная лавка. Когда в 1923 году новая власть закрыла хедеры, Израиль пошёл работать в леспромхоз – собирал смолу, варил скипидар. Голда-Галя, рождённая в 1929 году, была у Израиля и Эстер четвёртым, младшим ребёнком.
В 1934 году Израиль и Эстер переехали в Речицу, купили дом, и отец семейства устроился начальником зерносклада. По тем временам работа хозяйственника, тем более для еврея, была небезопасна: что не так – обвинения в расхищении и саботаже. Как говорится, « не было бы счастья, да несчастье помогло»: брат Гали Меир играл с сыном начальника Речицкого НКВД, и тот нечаянно прострелил ему колено из пистолета отца. Эстер настояла на том, чтобы Израиль уехал в Крым лечить Меира, в чём он, действительно, нуждался. Израиль с сыном вернулся в Речицу через восемь месяцев, переждав волну арестов 1937 года.
В войну Чечики эвакуировались в Чкаловскую, ныне Оренбургскую область – там Израиль работал завхозом больницы. Галя училась в школе. Школьный аттестат получила по возвращении, в Речице, поступила в Ленинградский мединститут и закончила его в 1954 году. Ещё в 1949 году познакомилась с земляком Львом Смиловицким, и когда в 1952 году приехала ко Льву на день рождения, он сделал ей предложение. Расписались и отметили скромной вечеринкой. 1957 год
Уже в 1955 году Галя преподнесла мужу подарок – сына Лёню. Счастливый отец воодушевлённо работал на благо страны, комсомола и семьи, но… Ждал повышения до 1959 года, хотя и давно понял, что с его 5-м «пунктиком» не скоро дождётся. В 1959-м родилась дочь Лена. Комсомольский возраст истекал, и Лев вовремя перешёл на должность помощника министра культуры. В том же 1959-м стал членом Союза журналистов. С 1960 года Лев Смиловицкиий – редактор Госиздата Белоруссии. С 1965-го – старший преподаватель, а после защиты кандидатской, с 1968 года, - доцент Минского пединститута имени Горького. Докторскую написал, но защитить не дали. «Засушили» надолго на рутинной, однообразной преподавательской работе: с 1975 по 1992 год, до репатриации в Израиль, Лев Смиловицкий – доцент Минского института культуры. Скончался Лейба в Элькане(Самария) в 1997 году.
Галя до самой репатриации проработала в Минске санитарным врачом, причём последние 20 лет – заведующей районным эпидотделом. Пользовалась непререкаемым авторитетом. Сколько раз ей предлагали сменить «неудобное» отчество «Израилевна» на более «приемлемое» в «тех» условиях – не согласилась. Отчества не изменил ни один из детей Израиля Чечика.
Между тем, подрастали дети. Леонид, успешно окончив школу, поступил на историко-иностранный факультет Минского пединститута имени Горького и в 1977 году закончил по специальностям преподавателя истории, обществоведения и английского. Военной кафедры в институте не было, и Леонид отслужил положенный срок рядовым в радиоразведке – на прослушивании с помощью спутников переговоров НАТО. С 1979 года он – научный сотрудник Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны, но в 1980-м переходит на работу в Белорусский университет культуры лаборантом кафедры истории и одновременно учится в аспирантуре. В 1984 году, в возрасте 29-лет, Леонид защитил диссертацию по истории народного образования и затем, до 1992 года, он – доцент кафедры истории Белоруссии, СССР и зарубежных стран Университета культуры.
В 1985 году Леонид женился на Виктории Парковой, которая училась на отделении хореографии, и в 1987 году у них родился сын Алёша. После получения диплома в 1990 году Виктория начнёт преподавать ритмику.
Но к тому времени, на фоне обстановки, сложившейся в «стране победившего социализма» - с одной стороны, и успехов молодого еврейского государства – с другой, семья пришла к выводу однозначному: репатриироваться в Израиль. К тому же, ни у отца Льва, ни у сына Леонида Смиловицких не было желания участвовать в переписывании истории своей родины, в которой и ранее замалчивались и роль, и катастрофа их народа.
В Израиле начинал, как и многие, с нуля. Более того: с самой простой работы по уборке в МАТНАСе одного из районов Тель-Авива. И хотя в Министерстве абсорбции Леониду, как научному работнику третьей академической степени, дали право на стипендию Шапиро на три года. Реализовать её по-настоящему сразу не удалось. Но всё-таки «зацепился» за институт Яд-Вашем, получив примитивную работу архивариуса. В его задачу, в частности, входило составление карточек с краткими аннотациями на иврите по каждому поступающему документу.
Оказалось, как говорится, «щуку бросили в реку». Леонид работал с копиями редких документов, которые в течение 50 лет были засекречены в советских архивах. Это был отличный трамплин. В течение первых же месяцев работы Леонид успел написать две серьёзные работы. Одна из них, касающаяся истории коммунистического подполья в минском гетто, была опубликована на английском языке; вторая – о антисемитизме в партизанском движении Белоруссии – на иврите. Большое значение для Леонида имели контакты с израильской профессурой, знакомство с методикой её работы.
Однако результат получился обратным: через восемь месяцев работы Леонида в Яд-Вашеме его уволили под надуманным предлогом отсутствия средств. Правда, дали рекомендательное письмо. Но, куда бы Леонид ни обращался, нигде не мог реализовать свои знания. Устроился простым рабочим. Утром зарабатывал на хлеб, потом шёл в библиотеки и архивы. За этот полуторалетний период, трудясь рабочим, доктор Смиловицкий подготовил и издал несколько работ на английском и иврите, которые были приняты израильской научной элитой.
Одновременно Леонид присоединился к участию в работе фонда Стивена Спилберга по сбору видеосвидетельств людей, переживших Катастрофу. Леонид взял свыше ста интервью. Этот опыт будет не раз использован Леонидом в процессе сбора материалов для его работ в дальнейшем.
К концу 1995 г. настойчивость историка, в конце концов, была вознаграждена: ему удалось получить работу сразу в двух подразделениях Тель-Авивского университета: Центре по изучению антисемитизма и Институте диаспоры.
Первая книга доктора исторических наук Смиловицкого «Евреи Беларуси: из нашей общей истории, 1905-1953 годы» увидела свет в 1999 году в Минске. Она была построена на материалах статей, опубликованных в 1992-99 годах на английском и иврите, в переводе на русский, чтобы сделать их доступными белорусскому читателю. Однако рукопись книги белорусский издатель существенно изменил без согласия автора, опасаясь конфликта с современными властями в Минске. Он сократил наиболее крамольные места, удалил главы о «Деле врачей», антисемитизме в партизанских отрядах и немало другого. Да и тираж книги составил всего несколько сот экземпляров и в основном разошёлся по библиотекам.
Неудовлетворённость первым опытом подвигла Леонида на создание новой монографии. Избрав тему Холокоста в Белоруссии, он использовал огромный материал, накопленный за годы работы в Израиле, создав архив, включающий материалы по многим местечкам бывшей черты оседлости. В 2000 году на русском языке была издана книга «Катастрофа евреев Белоруссии, 1941-1944 гг.».
Диапазон научного сотрудничества Леонида Смиловицкого широк и включает, к примеру, Институт еврейской политики в Лондоне, Институт изучения Холокоста в Вашингтоне, редакцию Краткой еврейской энциклопедии в Иерусалиме. Работы его печатаются в авторитетных изданиях разных стран на иврите, английском, русском и белорусском языках. В 2003 г. Леонида пригласили на симпозиум в Вашингтонский музей Катастрофы восточноевропейского еврейства, где он сделал доклад.
В начале 2008 года выйдет в свет новый труд Смиловицкого «Евреи в Турове. Портрет местечка Мозырского Полесья». Это – солидная книга свыше 600 страниц с большим количеством фотографий, карт, документов. Туров, являясь краеугольным камнем белорусской истории с 12-го века, занимает особое место в истории Белоруссии. Однако никто не вспоминает там о евреях, которые уже в 18 веке составляли больше половины его жителей.
В книге дается широкая панорама еврейской жизни до и после 1917 г. Особо заострен вопрос трагической гибели общины во время советско-германской войны. Детально раскрыта картина преступлений нацистов, местной полиции и их соучастников из числа бывших соседей.
- Это сложная и болезненная тема, - подчёркивает автор, - которая требует обнародования в полном объёме, иначе мы не извлечём уроков, и весь этот ужас повторится.
Книга о Турове издаётся на добровольные пожертвования внуков и правнуков тех, кто выехал из Турова и других местечек Белоруссии до 1917 года, хотя ручеёк эмиграции продолжался до 1932 года, когда «железный занавес» окончательно захлопнулся.
В настоящее время идет подготовка ещё одной монографии Леонида: «Еврейская национальная и религиозная жизнь Белоруссии: 1944-53 годы», которую выпустит Тель-Авивский университет на английском языке. Впереди – много задумок, которые ждут своего часа. Для того чтобы познакомиться с работами ученого, не нужно обязательно идти в библиотеку. Откройте Интернет и наберите в любой поисковой программе: «Леонид Смиловицкий» или «Leonid Smilovitsky». Есть и более точные адреса:
http://www.jewishgen.org/Belarus/newsletter/authors.htm
http://souz.co.il/clubs/read.html?article=2722&Club_ID=1

Вместе с мужем жизненные испытания абсорбции прошла и его супруга Виктория. Но её абсорбция настолько интересна, что стоит небольшого рассказа. Далеко не сразу у молодого хореографа появилась работа по специальности. Только через три года после репатриации она начала вести уроки в танцевальных студиях Иерусалима и его окрестностей, включая Бейт-Шемеш. Было трудно физически и мало давало семье материально. В 1995 году Виктория нашла место в консерватории «Осадна» и параллельно работала в еврейско-арабской школе специального воспитания (хинух меюхад). В 2000 году она поступила в колледж Давид Елин и через два года успешно окончила его, освоив язык глухонемых и специфику работы с детьми с недостаточным умственным развитием. Теперь она - признанный психолог-терапевт в школе, где занято 150 преподавателей.
Старший сын Смиловицких Алёша успешно закончил школу, 8 лет получал частные уроки английский и русского, которыми владеет не хуже иврита. Сейчас Алёша проходит срочную службу в боевых частях ЦАХАЛа, он – старший сержант. Младший сын Моше, рождённый в Израиле в 1997 году, кроме основной школы два раза в неделю посещает «Мофет» в кампусе Еврейского университета в Иерусалиме, а два раза в неделю занимается в секции дзю-до.
Когда сталкиваешься с неудачной абсорбцией сравнительно молодых, но состоявшихся в «той» жизни людей, подчас убеждаешься не только в несправедливости и безразличии, которые многие, действительно, ощущают на своём опыте, но и в том, что и сами они не проявляют подчас той настойчивости, без которой - «не я для себя, то кто же для меня?». Стремление к жизни, к свету, помогавшее выжить нашим местечковым предкам, вело и ведёт вверх по ступеням успеха и жизнеспособную семью Смиловицких.


Михаил Ринский (972)3-6161361 (972) 545-529955