ИЗ РОДА ПЕКЕРОВ

Михаил Ринский

ИЗ РОДА ПЕКЕРОВ

Подполковника Наума Исааковича Пекера уже два года нет с нами. Но он навечно в рядах своей полнокровной семьи. В рядах Еврейской общины Бреста, одним из создателей и председателей которой он был. В рядах ветеранов Второй мировой войны города Маале-Адумима, председателем Комитета которых он был.
Из посмертного обращения старшего сына к отцу:
Здравствуй, папа. Уже месяц, как мы пытаемся научиться жить без тебя… Тяжело нам, сыновьям, невесткам, внукам, и во сто раз тяжелее маме… Мы никогда не говорили об этом, мы просто все вместе пытались помочь тебе в этом последнем бою со страшной болезнью. Но только сейчас, разбирая вместе с мамой бумаги, я отчётливо вижу, как ты заранее старался помочь нам, приведя в порядок документы, фотографии. Прошлым летом, когда врачи почти исчерпали свои возможности, сумев добавить тебе ещё два с половиной года жизни (за что безмерная им благодарность), ты написал свою автобиографию, поведав нам из того, что пришлось тебе пережить. Ты научил нас гордиться тем, что мы из славного рода Пекеров.

СТАНОВЛЕНИЕ СЕМЬИ
Исаак Наумович Пекер немногое помнил о своём безрадостном детстве. Ровесник ХХ века, он рано лишился родителей. С юных лет в своём родном городке Балта под Одессой работал Исаак на табачной фабрике. В Балте было много его соплеменников, в какие-то времена – вообще до трёх четвертей всего населения, но после знаменитого погрома 1882 года, когда было убито 12, ранено до 300 евреев и изнасиловано 20 еврейских женщин и девушек, многие уехали кто куда, от Америки до Сибири. Исааку было 17 лет, когда революционные ураганы перевернули жизнь Российской империи. Как и многие, полной мерой вкусившие еврейского счастья за «чертой оседлости», юный Пекер оказался в рядах «красных», сражался в одном из отрядов под командованием легендарного Ионы Якира, а после Гражданской войны «осел» в местечке Голта, тогда – Одесской губернии. Там же женился, и уже в 1924 году у Исаака и Полины родился сын Наум, а через два года – дочь Маня. В бывшем еврейском местечке до начала 30-х годов продолжала работать еврейская школа, так что подраставший Наум закончил два класса в этой школе. После её закрытия дети учились в школе-десятилетке Первомайска - так был назван город, выросший на месте бывшей Голты.

Семья Пекер, 1928 год
Можно представить себе, как нелегко было Исааку Пекеру, бывшему красному партизану – еврею, пережить расстрел в 1937 году выдающегося командарма-еврея Ионы Якира, о неоценимом вкладе которого в успехи Красной армии Исаак Пекер знал не понаслышке и с восхищением следил за его головокружительной карьерой. Когда обнародовали «дело» Якира, Исаак с силой ударил по столу и заявил: «Не верю!» Но стукнуть по столу он мог только в собственном доме, да и это было не безопасно уже в те годы.

ВОЙНА
В июне 1941 года Наум окончил десять классов, а 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз. Даже после погромов и эмиграций начала века, после гражданской войны и миграции еврейского населения из-за черты оседлости в центр России, в бывшей Голте оставалось немало евреев. Многие из мужчин в первые же дни ушли на фронт.
У Исаака Пекера был туберкулёз, «нажитый» в тяжёлые детские и юные годы и «закреплённый» при работе на табачной фабрике. На фронт его не взяли. Семья вначале эвакуировалась в Сталино, ныне Донецк, но враг наступал быстро, и пришлось продолжить путь за Волгу, в один из колхозов на востоке Сталинградской области. Здесь быстро освоили сельские профессии и включились в работу. Наум окончил курсы трактористов и работал на машинно-тракторной станции – МТС. В марте 1942 года ему исполнилось 18 лет – призывной возраст. И в августе того тяжёлого года, когда немецкие войска рвались к Волге и за Сталинград шла великая битва, Наум был призван в армию.
Вскоре молодой автоматчик уже сражался в степях Калмыкии и освобождал её столицу Элисту. Затем под Ростовом, среди немногих в батальоне, чудом остался в живых после массированной атаки немецких танков, проутюживших окопы. После освобождения Ростова был назначен помкомвзвода, В череде тяжёлых военных будней Наума Пекера есть и недолгий оригинальный период: в августе 43-го Наум Петкер, знавший немецкий, возглавил Окопную звуковещательную станцию – ОЗС, созданную при политотделе дивизии. Группа состояла из грамотных ребят, в том числе музыкантов, и занималась агитацией солдат противника. Через мощные усилители их призывали сдаваться в плен. Но вскоре эти ОЗС расформировали, и Наума назначили командиром отделения разведроты. Таганрог и Мариуполь, Бердянск и Мелитополь, а потом и Николаев освобождала дивизия, в которой воевал разведчик Пекер. За участие в десанте при форсировании реки Ингрулец, открывшем нашим войскам путь на Николаев, Наум был награждён самым почётным для солдата Орденом Славы.
После освобождения Николаева 28-я армия была переброшена по железной дороге в Смоленскую область и подготовлена к знаменитой Белорусской наступательной операции, через леса и болота. Двадцатилетний Наум Пекер был назначен комсоргом батальона. Используя время подготовки, он экстерном сдал экзамены по курсу Военно-политического училища и получил звание младшего лейтенанта.
А в это время совсем недалеко от сына воевал и отец. Исаак Пекер, который, несмотря на туберкулёз, в мае 1943 года был призван в армию. Воевал на Сталинградском и 3-м Белорусском фронтах. После четвёртого ранения погиб в боях в Витебской области в феврале 1944 года.
В белорусских болотах погибли сотни тысяч солдат и офицеров. Дивизия, в которой служил теперь уже офицер Наум Пекер, участвовала в тяжелейших боях по прорыву мощной обороны немцев под Бобруйском. Затем – непрерывные бои за Слуцк, Барановичи, Брест, - и далее Польша. Из-под Варшавы дивизию перебросили на разгром Кенигсбергской группировки. И снова – кровопролитные бои. И снова батальонный комсорг личным примером не раз поднимает бойцов в атаки. Дважды Наум Пекер был ранен, но возвращался в строй своей воинской части.
В апреле 1945 года батальон снова перебросили, на этот раз – в пригород Берлина, под город Котбург, и в первые дни мая Наум участвовал в штурме вражеской столицы. Но и на этом война для него не кончилась: фашисты продолжали сопротивление в Чехословакии. И снова бросок из Берлина на восток, и наконец-то под Прагой закончила войну 30-я Таганрогская, орденов Ленина, Красного знамени и Суворова стрелковая дивизия.
Затем – уже мирный пеший марш дивизии через границу, в город Брест, к месту постоянной дислокации. Летом 1946 года дивизия была расформирована, но лейтенанту Пекеру предложили продолжить службу в той же Белоруссии, в Гродно. В августе 1946 года он сдал экстерном экзамены по программе Ленинградского военно-политического училища.
После войны мама Наума Полина вернулась в свою бывшую Голту, в Первомайск, и прожила там всю оставшуюся жизнь. Наум не раз навещал её и старался помочь.
В том же 1946 году Наум навестил друга в Харькове. Здесь он впервые встретил молодую симпатичную студентку Фаню Генель.

СЕМЬЯ ГЕНЕЛЬ
Совершенно случайно, а может быть – рука судьбы, но Фаня оказалась родом из того же местечка Голта – Певомайска, что и Наум. Отец, Мордхо, дома - Мотя, был авторитетным в местечке кузнецом. У них с Шейндл была дружная семья. Ещё до Первой мировой, в 1913 году родился у них сын Николай, а в самый разгар войны, в 1916-м, Леонид. У Моти была своя кузница; в войну и затем в гражданскую к кузнецу обращались все: и друзья, и враги, и белые, и красные. Так что семья пережила этот нелёгкий и опасный период относительно спокойно и безбедно. В 1925 году родилась у них ещё и дочь Фаня.
В то время Голта ещё сохраняла черты еврейского местечка. Работала еврейская школа. Николай, а вслед за ним и Леонид закончили все семь классов этой школы. Фаня к тому времени ещё только подрастала. Семья Шйндл и Моти Генель, 1927 год
Время Новой экономической политики - НЭПа также было безбедным для семьи. Но вот кончился НЭП, и началось «ограничение и вытеснение» частника. «Задушили» налоги. Пришлось бросить дом и кузницу и переехать в Харьков, где кузнец Мотл начал работать по специальности на знаменитом ХТЗ – Харьковском тракторном заводе.
В 1935 году 22-летний старший сын Николай уехал, в поисках лучшей доли, в Хабаровск, там женился, осел на всю жизнь. Леонид пошёл по стопам отца, стал ещё в предвоенные годы работать на ХТЗ и так и так и проработал, с перерывом на войну, на этом заводе-гиганте мастером до конца жизни.
Когда началась война, Леонид в первые же дни ушёл на фронт. Отцу было уже 54, мобилизации он не подлежал, и семья эвакуировалась в Красноярск. Здесь Мотл продолжил свою работу по специальности.
Фаня окончила в 1943 году в Красноярске 10 классов с отличием, и ей предложили преподавать математику в 5-6 классах. В том же 43-м Леонид после тяжёлого ранения был демобилизован и приехал к своим в Красноярск.
В 1945 году Фаня первой из семьи вернулась в Харьков и поступила на экономический факультет Харьковского университета. Жила в общежитии. В том же 45-м вернулись в Харьков и родители, и Леонид, уже с молодой женой. Отец и Леонид продолжили работу на родном заводе.
По возвращении в Харьков списались с оставшимися в живых на родине, в Первомайске – бывшем местечке Галта. Узнали о страшной судьбе многих из них. У Генелей в городке перед войной оставалось немало довольно состоятельных родственников. У одного из братьев на фронт ушли пять сыновей, вместе со стариками остались невестка с ребёнком. Другой с дочерьми и внуками остался, будучи убеждён, что слухи о зверствах фашистов сильно преувеличены, что немцы – цивилизованная нация. Все они погибли от рук фашистов и «своих» полицаев.
Дочь дяди Гидаля, красавица Полина, перед войной вышла замуж за украинского парня. Родился сын. Сразу после оккупации Полине удалось переправиться через Буг, и была возможность остаться в живых. Но она вернулась к матери и сыну. Муж Полины, украинец, ставший полицаем, сдал её гестапо вместе со своим сыном. Погибли и её родители.
Но были в Первомайске и такие, которым удалось спастись. В городе была расквартирована румынская воинская часть, и некоторые евреи сохранили жизнь, откупившись за взятки.

СЕМЬЯ КАДРОВОГО ОФИЦЕРА
После первой встречи Фани и Наума в 1946-м последовали и другие. Старший лейтенант Наум Пекер позволил невесте закончить университетский курс наук и в августе 1950 года, сыграв свадьбу, увёз её в Гродно. Началась нормальная жизнь кадрового офицера. Со временем на погонах Наума появилось два просвета. Фаня устроилась экономистом электростанции, потом её назначили начальником планового отдела. Ответственная работа не мешала ей радовать мужа пополнениями семьи: уже в 1951 году родился первенец Игорь, ещё через три года – Михаил. Младший Геннадий ждал своей очереди довольно долго, до 1961 года.
В этот период Наум Пекер попытался поступить в Военную академию, но, несмотря на героический боевой путь, с его-то именем и фамилией… Но энергичный офицер не пал духом: поступив в 1958 году на заочное отделение Белорусского университета, он в 1964-м успешно закончил исторический факультет.
В 1961 году Наум был переведён на должность замполита полка в Волковыск, той же Гродненской области. Ему было присвоено звание подполковника.
Когда началась компания освоения целины, многие воинские подразделения приняли в этом масштабном проекте активное участие. Наум Пекер возглавил тогда и одно из формирований, за что получил правительственные награды.
События 1968 года в Чехословакии застали Наума в санатории в Сухуми. Его, только что приехавшего на отдых, срочно отозвали в часть. Наум летел через Москву, где встретился с сыном Игорем, сдававшим как раз в эти дни экзамены в Московский университет. Несмотря на школьную серебряную медаль, сыну не удалось поступить в московский ВУЗ, - очевидно, по той же причине, что в своё время отцу – в академию. Забегая вперёд, расскажем, что Игорь, вернувшись в Минск, всё-таки, не потеряв время, поступил в Радиотехнический институт.
Полк Наума был поднят по тревоге и срочно передислоцирован из Волковыска к границе Чехословакии. Наум Пекер, как участник освобождения Чехословакии, был включён в делегацию, пытавшуюся прекратить волнения без вмешательства армии. После провала переговоров полк был введён на территорию Словакии, откуда был выведен лишь в 1971 году. Подполковник Пекер был назначен замполитом другого полка, расквартированного в Бресте. А в 1973 году, в возрасте 49 лет, он был уволен из армии при очередном её сокращении.

НА ГРАЖДАНКЕ
В период жизни в Бресте Фаня работала экономистом, сыновья Михаил и Геннадий учились в Бресте, квартира после увольнения из армии оставалась за Наумом. Решили продолжить жизнь в этом городе.
Науму не без труда удалось устроиться председателем Брестского совета Педагогического общества. Позднее он узнал, что избрание его на эту должность вызвало недовольство в парторганах.
В том же 1973 году закончили в Минске Радиотехнический институт Игорь и его сокурсница и молодая жена Светлана. Устроиться по специальности Игорю, по всё той же причине, было не так просто: лучшим местом приложения знаний по его специальности и приобретения квалификации были закрытые «почтовые ящики». Но всё-таки Игорю удалось найти работу на другом электронном предприятии, где, между прочим, оказалось немало его единоверцев, разработкам которых «ящик» и обязан был своим существованием. Устроилась и Светлана. Уже на следующий год у них родился сын Женя. А дочь Наташу они себе «позволят только в 1981 году. Так и будут жить в Минске до отлёта в Израиль.
Второй сын Михаил учился в Брестском инженерно-строительном институте. С этим институтом связал свою судьбу и Наум: с 1978 году он заведовал методическим кабинетом кафедры истории. После окончания школы в БИСИ поступил и младший сын Геннадий. По окончании института Михаил и Геннадий успешно работали, оба женились. В общем, благополучная семья. Но, как и многим еврейским семьям, нет-нет, но приходилось ощущать ограничительные рамки, а то и слышать антисемитские высказывания. Не удивительно, что со временем еврейское население Бреста, как и всей страны, редело и продолжает уменьшаться с тысячного к 90-м годам до четырёхсот к настоящему времени.

РОСТ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ
Перестройка, ростки демократии, рост эмиграции всколыхнули Советский Союз вообще и советских евреев – в частности. У евреев Бреста, помимо личных и семейных претензий, были и общие. В городе вообще не было не только синагоги, но даже какого-либо молельного дома. Не было еврейского отдельного кладбища. Во время войны гитлеровцы устроили в черте города гетто. В гетто умиравших хоронили прямо на территории. После войны на этом братском кладбище был сооружён скромный памятник. В 70-х годах при реконструкции этого района прах умерших был перенесён так, что иначе как кощунством это перезахоронение нельзя было назвать. При этом был разрушен и до 90-х годов не восстановлен и не заменён памятник в бывшем гетто.
Впрочем, не намного лучшими были и условия евреев в Минске. Скромный молельный дом невозможно было назвать синагогой. Но всё-таки это была столица республики; здесь уже в тот период ограниченно, но оказывали своё влияние и помощь Джойнт и Сохнут.
Одним из первых, кто отважился на активные действия по возрождению национальных традиций, в защиту достоинства своего народа, стал младший из трёх братьев – Геннадий Пекер. После окончания института он уехал по распределению на работу в Псков, но пробыл там не так долго. Женился на молоденькой Бэле Гольцблат и вернулся в Брест. Уже тогда у молодожёнов выявилось полное единодушие в желании постичь историю и язык своих предков. Они стали изучать иврит. Опирались на знания немногочисленных «консультантов».
Одним из горожан – знатоков еврейских традиций и языков - был Шлёма Вайнштейн. Шлёма прекрасно знал иврит и идиш, читал молитвы на иврите и был незаменим, когда требовалось прочесть кадаш. Шлёма умер год назад в Бресте. Сын его живёт в Израиле.
Будучи в Минске, Геннадий посетил маленькую молельню, при которой была и еврейская школа. Здесь он познакомился с молодыми, как и он, энтузиастами еврейского возрождения. Его отвели на «Яму» - место, где были расстреляны пять тысяч евреев. Здесь Геннадий познакомился с теми, кто не раз затем помог в становлении брестской еврейской общины. А пришлось всё начинать с нуля. Уже в этот раз Геннадий вернулся из Минска с тяжёлым грузом книг, учебников, словарей, буклетов. Оказалось, что желающих знакомиться с этими материалами так много, что пришлось организовать их копирование и размножение.
Появилась необходимость в помещении, где можно было собираться. Одной из первых «явок» был домик в городском парке, который обычно использовали завсегдатаи парка – евреи. В квартире Геннадия и Бэлы собирались изучающие иврит. Организовали и детскую школу иврита. Занятия вели учитель – пенсионер Леонид Коган, инженер-строитель Александр Губерман..
Договорились в городской библиотеке о создании отдела еврейской книги. Создали и стенд еврейской литературы, где были книги и на русском, начиная с «Эксодуса», и на иврите. Договаривались с библиотекой и устраивали там собрания, на которых бывало до ста человек. Как-то даже на таком собрании вывесили флаг Израиля, но тут уж свои евреи - коммунисты попросило их не подводить. С ростом числа отъезжающих в Израиль потребовалась помощь им в организации отправки багажа. Организовали изготовление специальных ящиков и баулов.

ЕВРЕЙСКОЕ ОБЩЕСТВО «ТАРБУТ»
У Геннадия создалась целая группа помощников – энтузиастов: работа была обширная и разноплановая, причём, во избежание конфликта с властями, всё старались оформить официально. Расширялись и тематика, и география встреч. Так например, впервые отметили седер по еврейским традициям на квартире Геннадия. А со временем собирались и в молодёжном кафе.
В своих переговорах с властями и организациями Геннадий не раз использовал связи и добрые знакомства отца. Понятно, что работа отца на кафедре истории института требовала осторожности в этой, ещё совсем не определённой, ситуации перестройки. Тем более нельзя не отдать должное и Науму Пекеру, и его товарищу по работе на кафедре, кандидату философских наук доценту Захарие Зимаку, смело включившимся в организацию еврейской общины Бреста. Большую роль и ответственность взял на себя бывший учитель, пенсионер Леонид Коган. Он, как и Зимак, хорошо знал иврит и идиш ещё по польско-еврейской школе. Леонид Коган, высокий, сильный и бесстрашный, фронтовик – инвалид войны, никогда не пасовал, отстаивая в дискуссиях честь своего народа, давая отпор антисемитам.
Именно Геннадий Пекер, Леонид Коган и Захария Зимак обратились к властям с просьбой об официальной регистрации еврейского общества «Тарбут». В феврале 1990 года, несмотря на напряжённое положение в стране, на слухи о предстоящих погромах, провели сбор подписей под прошением о регистрации. Первым председателем общины стал Леонид Коган. Геннадий уже тогда готовился к отъезду в Израиль.
Ещё весной 1990 году Геннадий с молодёжной группой приехал и три месяца работал в одном из кибуцев Израиля, познакомился со страной и был полон энтузиазма. Перед отъездом он был на съезде сионистов Советского Союза в Москве, вместе с братом жены Ариком.
Уезжая в декабре 1990 года в Израиль, Геннадий попросил отца взять на себя, вместе с Зимаком, практические дела по организации и руководству общиной. Как раз в том году Наум Пекер ушёл на пенсию и стал членом правления общества «Тарбут». Практически вслед за Геннадием Пекером уехал и Леонид Коган. К сожалению, по приезде в Израиль он вскоре скончался.
Одним из первых больших дел Захарии Зимака и Наума Пекера было создание, по их инициативе, в короткий срок памятника жертвам фашистского геноцида на Бронной горе, где было уничтожено 54 тысячи жертв из гетто Бреста и из городов Брестской области. Как им это удалось – тема отдельного рассказа.
Другое интересное и очень полезное дело – отправка целой группы еврейских детей Бреста на отдых в Польшу. Благодаря связям Зимака с еврейской общиной Варшавы, она взяла на себя все расходы, что было немаловажно для евреев Бреста в 1990 году. Община начала издавать, размножая на принтере, небольшую свою газету, где, кроме информации, печатались и серьёзные статьи. Например, Зимак опубликовал статью «Голгофа на Бронной горе».
Интересным и очень полезным ко времени начала Большой Алии делом была организация телефонных мостов Иерусалим – Брест. Геннадий, ещё сам не освоившись и не решив свои проблемы по приезде в Израиль, организовал вместе с отцом такие ежемесячные «встречи». Геннадий собирал в «Сохнуте» Иерусалима детей и молодёжь, приехавших из Бреста в Израиль в молодёжных группах. В то же время отец приглашал в свою брестскую квартиру родителей и дедов этих ребят. Голос говорящих усиливался. Такие регулярные «мосты», проводившиеся в 1991-92 годах, сыграли огромную роль в судьбах многих семей, в их репатриации в Израиль. Большая заслуга в этом – сотрудника Сохнута Иерусалима Абы Фейгина.
В 1991 году Захария Зимак тяжело заболел, и работа по руководству еврейской общиной теперь уже почти целиком легла на плечи Наума Пекера. Большой его заслугой является то, что удалось добиться создания памятника евреям - жертвам фашизма в самом центре Бреста. Это было нелегко – начиная с получения разрешения и создания проекта и кончая сбором средств и изготовления памятника. Всё, во избежание претензий властей, надо было оформлять официально – в обществе были бухгалтер и ревизионная комиссия.
Проект делали как евреи, так и не евреи – друзья, практически бесплатно. Камень в каменоломне оформили за символическую цену. Сохнут на памятник не дал ничего. На концерты и тому подобное – мог буквально вынуть из кармана и дать, но не на памятник. 400 долларов собрали с американских заезжих гостей. Дали два еврея – бизнесмена.
В песах 1992 года Наум Пекер по гостевому приглашению приехал в Израиль. Здесь, во время пасхальной встречи в лесу репатриантов из Бреста, Наум рассказал о работе общины Бреста, о трудностях в создании памятника. Тут же участники встречи собрали своё скромное дополнение, в меру небольших возможностей репатриантов, но эта сумма была не менее дорога, чем дар заокеанских гостей.
В общем, собрали. В 1992 году памятник открыли в присутствии представителей властей. Выступал Наум Пекер. Захария Зимак из-за болезни приехать не смог. Вайнштейн, Моргулис, знатоки иврита и торы, прочли молитвы. Многие плакали.
Немало и другого, в чём участвовало молодое общество «Тарбут». Например, когда Брестский театр ставил «Поминальную молитву», консультировало Еврейское общество.

НА ИСТОРИЧЕСКОЙ РОДИНЕ
К концу 1993 года в обществе «Тарбут» было свыше ста человек. В том же году репатриировались в Израиль оба сопредседателя – Захария Зимак и Наум Пекер – с жёнами. Их место занял Яков Гантман, который вскоре также эмигрировал в США.
В 1994 году на историческую родину уехал из Минска и Игорь Пекер с семьёй. Его сын Женя репатриировался ещё в 1992-м, опередив деда и отца.. В Минске ещё долго, до 2000 года, жил средний из сыновей – Михаил Пекер, но и он с семьёй ныне в канадском Торонто.
«Первопроходцы» семьи Геннадий и Бэла , начав 1991 год с жизни в «караване», со временем приобрели квартиру в Маале-Адумим. С работой Геннадию относительно повезло: почти со времени приезда он работает в ирие Иерусалима. Геннадий и в Израиле активно включился в общественную работу, возглавляя Иерусалимское отделение Белорусского землячества.
Наум и Фаня также по приезде обосновались в Маале-Адумим. Не привыкший сидеть без дела, подполковник Пекер возглавил Совет ветеранов Маале-Адумим. Тяжело заболев в 2000 году, он, сколько мог, продолжал свою работу до самой кончины в 2004 году. Многим фронтовикам он успел помочь за эти годы. Радостью для боевого командира были встречи с ветеранами его полка, которых в Израиле оказалось пятеро. Хотя жили они в разных городах, - все пятеро навестили тяжело больного боевого товарища незадолго до его кончины. Проводы подполковника Наума Пекера были достойными.
Игорь и Светлана ещё в Минске учили иврит. По приезде обосновались в Ришон ле-Ционе. В общем, их абсорбция, как говорится, состоялась: оба работали по специальности - электронной аппаратуре. Но случались и «сбои» в работе по причине нестабильности фирм - работодателей, из-за чего, в конце концов, работу приходилось менять. Встреча Белорусского землячества.
Боевому деду было чем гордиться: состоялись как люди три его сына, состоялись их семьи. Семь его внуков уже обрели самостоятельность или подрастают. Особенно гордился он старшим – Женей, в одиночку приехавшим в страну, прошедшим здесь армию, регулярно проходящем «милуим», участвовавшем в операции «Защитная стена». Их беседы напоминали воспоминания двух бывалых солдат. Прошла службу в армии внучка Наташа, сейчас проходит Илюша.
Всё меньше, к сожалению, в наших рядах настоящих героев-фронтовиков Второй мировой войны. И очень важно как можно более подробно запечатлеть их подвиг, который, придёт обязательно это время, будет по достоинству оценен и станет предметом гордости всего нашего народа и нашей страны.


Михаил Ринский (972) (0) 3-6161361 (972) (0)54-5529955
.

ДИРЕКТОР ШКОЛЫ-ИНТЕРНАТА В ТЕЛЕХАНАХ

г. Пинск. Захария Зимак со школьниками

у памятника героине-партизанке Вере Хоружей

Михаил Ринский

ДИРЕКТОР ШКОЛЫ-ИНТЕРНАТА В ТЕЛЕХАНАХ

О полной трагизма и героизма судьбе Захарии и Александры Зимаков в «ЕК» уже был опубликован очерк «Через всю жизнь» (17.02.05). Но и десятилетний период их жизни в Телеханах интересен и поучителен для многих и в наши дни.

Шёл 1961 год. Страна, которой ещё совсем недавно открыли глаза, под руководством энергичного и словоохотливого Н. С. Хрущёва пыталась решить сразу множество первостепенных проблем. Стоило генсеку в речи на очередном массовом мероприятии, увлёкшись и отодвинув подготовленный помощниками конспект, неожиданно дать обещание, как тут же подрабатывались планы и бросалось всё на выполнение очередного «замысла». Одним из действительно полезных дел было развёртывание массового строительства, в том числе школ-интернатов – проблемы беспризорных детей, детских домов, неполных и неблагополучных семей уже 15 послевоенных лет ждали своего решения.
В 1961 году директор средней школы белорусского райцентра Логишин Захария Зимак был срочно вызван в обком. Бывший партизан, в прошлом директор детдома, педагог с красным университетским дипломом – чем плохая кандидатура на ответственную должность директора новой крупной школы-интерната в глухом посёлке Телеханы. А то, что еврей, - так это тот случай, где его смекалка и предприимчивость как раз и пригодятся – обеспечить полутысячный коллектив в условиях всеобщей нехватки и в отрыве от баз снабжения. В семье кандидата – свои проблемы: только что родился третий ребёнок, да и кому захочется срываться с налаженной таким трудом работы и ехать в глухомань на куда более трудную и ответственную работу. Но кого это волнует, кроме Зимака и его жены? Партийное поручение. Почётное! Гордись!
Посёлок Телеханы встретил новых жителей настороженно: до войны из пятитысячного населения здесь чуть не половина была евреев, включая беженцев из оккупированной немцами Польши. Но фашисты на все сто процентов решили «еврейский вопрос» в Телеханах, и после войны здесь не осталось ни одного. А имущество уничтоженных, оставшееся после грабежа оккупантов, присвоили многие из здешних. Так что для настороженного приёма первого послевоенного еврея были кое у кого основания.
Новый городок интерната был построен на окраине посёлка. Раньше здесь был берег судоходного канала, созданного ещё польским гетманом Огинским в конце XVIII века и соединявшего реки Балтийского и Чёрного морей. Но в компанию мелиорации этот канал зачем-то осушили, одновременно засушив и развитие Телехан.
Комплекс состоял из двухэтажных зданий школы-десятилетки, спальных корпусов на двести мальчиков и столько же девочек, клуба-столовой с кухней, мастерских, котельной. Правда, не прошло и года, как Зимак привёз в облисполком части обваливавшегося потолка спортзала, способные убить человека: новый комплекс уже требовал ремонта. Добился – переделали.
Для начала надо было переселить в городок около двухсот детей детдома, разбросанного по домам посёлка, «освободившимся» в результате фашистского «решения вопроса» поселковых евреев и коммунистов. Незадолго перед тем посадили директора детдома и его сподвижников по обкрадыванию и без того обездоленных детей. Многие учителя детдома были заражены этим директорским «вирусом», да и по уровню мало кто из них соответствовал необходимому, так что Захария оставил из персонала детдома всего несколько человек.

Улица "старых" Телехан
Со временем удалось «сколотить» коллектив учителей, воспитателей и обслуги – человек 50, который оказался надёжным и в целом дружным. Во многом это - результат того, что Зимак позаботился о каждом. Приглашённые учителя получили квартиры в домах, освободившихся от детдома. В одной из таких квартир поселилась и его семья. Александра стала преподавать немецкий язык, сам Захария взял себе нагрузку только пять часов английского – всё остальное время, включая и вечернее, занимали директорские проблемы.
Слишком много забот обрушилось на него. Главное поначалу было – обеспечить детей всем необходимым. Одновременно надо было учить, воспитывать и защищать детей: среди бывших детдомовцев многие уже успели «прославиться» в посёлке, и приходилось завоёвывать доброе имя интернату, изживая в коллективе воровство, сквернословие. В первое время не раз директор то чувствовал в посёлке косой взгляд, а то и слышал как бы вскользь сказанные нелестные слова в адреса и интерната, и детей, а то и свой. Были и антисемитские высказывания: ещё до приезда Зимака одному выплатили недостаточную компенсацию за снесённый дом, у другого пчёлы покинули ульи на лужайке рядом, а виноват еврей – директор интерната. Но в дальнейшем подобные выходки не повторялись.
Отношение к обитателям городка в посёлке улучшалось по мере того, как люди всё больше видели от них пользы: интернатовцы ухаживали за инвалидами, немощными ветеранами войны и вдовами, выступали с концертами. Поведение детей во многом зависело от их занятости, от чувства удовлетворённости её плодами. И от сытости – тоже. Поэтому на большом участке земли, выделенном интернату, Зимак организовал настоящее подсобное хозяйство: поле, огороды и даже откорм скота. За счёт этого рацион его учеников в два раза превышал скудный нормативный. Но хозяйство пришлось сократить, когда по очередному скороспелому высказыванию генсека, что ученики должны учиться, а не работать, срочно спустили новые директивы, а банк закрыл специальный счёт. Изощрялись, чтобы свести концы с концами и как-то накормить детей на государственный паёк.
Ещё одно: ввели плату 12 рублей в месяц за содержание в интернате для детей, имеющих родителей, а вместе с этим – и перечень различных вещей и мероприятий, которые должны оплачивать родители. Попробуй – собери, но не отправлять же детей домой и не расслаивать же их меркантильными проблемами. Всё лишь усложнили.
400 детей, по два класса с первого по десятый, надо было не только накормить, но и обеспечить чистым бельём, постелью, формой, тёплой одеждой и обувью, учебниками и тетрадями, наглядными пособиями. Запасти топливо для котельной. Создать библиотеку. Сводить в кино и свозить на экскурсии. Но как и на что? Вот тут уже приходилось директору подключать свою еврейскую предприимчивость. А если учесть дамоклов меч бесконечных проверок, - можно себе представить, какому риску подвергал себя и свою семью Захария Зимак.
К примеру, интернату полагается грузовая машина: как без неё обеспечишь 400 детей? Это не капитализм: позвонил, заказал – тебе тут же привезли. Всё приходилось выбивать и доставлять самим. Так вот, едут в Пинск на базу. Первый же вопрос: « - У вас в Телеханах яблоки есть?». Привозят мешками яблоки. И не одному. И получают и без того положенную машину.
Библиотеке нужны книги. Предписано покупать на деньги родителей. Попробуй – собери, тем более половина детей – вообще без пап и мам, многие – без пап. Отбираются в магазине книги, первая квитанция оформляется на них, а вторая – для отчёта, что куплено оборудование, которое бы тоже не помешало, но что поделаешь – обойдёмся пока старым.
Ребёнку полагалась пара обуви на семь месяцев, и ничего не прописано на случай, если сносил раньше. Но если её ещё можно носить? Нет, по инструкции её надо списать и уничтожить: а вдруг директор детей оставит в старой обуви, а новой спекульнёт? Ну а как осенью, в дожди, да ещё картошку копать? Конечно, нужна минимум вторая пара. Но из-за того, что где-то проворовался кто-то, пусть все дети уж лучше хоть в тапочках ходят. И приезжали комиссии, и приходилось доказывать глупость инструкций. Как-то «до выяснения» ОБХСС опечатал склады и даже прачечную, и дети две недели не могли помыться и сменить бельё, и даже пошёл слушок – проворовались, мол, наши. Оказалось, что криминала нет, а милицейские дяди просто забыли про детей.
На ремонт надо 80 килограмм белил, а положено восемь. Билеты в кино государство оплачивает только сиротам, но не оставишь же других. Тоже нужны деньги. Грузовую машину отправляют в извоз и на вырученные деньги покупают и белила, и билеты в кино. Любой донос мог оказаться достаточным. Но в короткий срок сплотился коллектив единомышленников. Все видели, что директор всего себя и всё своё отдаёт детям.
Сейчас, когда в Израиле так остры вопросы образования и воспитания детей и подростков, неблагополучных семей, тех же интернатов, опыт работы кандидата философских наук Зиновия Зимака, живущего ныне в Акко, мог бы быть использован в новых глобальных программах, так и не осиленных Минпросом Израиля. Вот лишь некоторые из тезисов его работы.

Подмосковье. У дома-музея А. П. Чехова. В центре -
З. Зимак и брат Веры Хоружей В.З.Хоружий

Директор должен быть учителем учителей. Работу с новым педагогом Зимак начинал с совместной подготовки конспектов первых уроков. Приходил на первые уроки, но не неожиданно, а по согласованию с учителем – не проверять, а помогать. Опыт педагогов доброжелательно обобщался на педсоветах.
Знания и эрудиция учителей должны постоянно обогащаться за рамками их предметов. Дважды в месяц поочерёдно подготавливали сообщение на различные темы – от искусства до технического прогресса.
Большое значение придавал директор внушению детям веры в себя, особенно детям травмированным, которых всегда много в интернатах. Для этого подыскивался хотя бы один предмет, к которому ребёнок проявлял интерес и хотя бы какие-то способности, и успехи ребёнка поощрялись. Учителям строго вменялось особо следить, чтобы таких детей не унижали.
Половое воспитание в интернате выходило далеко за рамки директив советской школы. Беседы с мальчиками и родителями проводили в возрасте наступления поллюций. Для преодоления отклонений у ребят в эти годы особое внимание уделяли спорту. С девочками беседы проводили врач интерната и гинеколог. Медсестёр строго обязывали предоставлять девочкам всё необходимое при менструациях. Был и случай, когда одна из учительниц пыталась соблазнить десятиклассника. С нею расстались.
Когда воспитание большинства ребят приходилось начинать с нуля, а многих – и с минуса, очень важно было держать их всё время в поле зрения, в коллективе. Для этого, кроме труда, концертов, кино, встреч устраивали ещё и многодневные походы, экскурсии, спортивные соревнования. Проводили дни самоуправления, когда старшеклассники выполняли обязанности персонала – в то время это было вне программ. Каждый месяц устраивали дни рождения, с приглашением родителей и с подарками. Решительно пресекали сквернословие, рукоприкладство.
При всех своих проблемах интернат, кроме помощи посёлку уходом за престарелыми и инвалидами, праздничными концертами, ещё и создал краеведческий музей Телехан. Много ценных экспонатов разного времени собрали педагоги и ученики. Зимак старался найти что-либо из прошлого еврейской общины, даже пытался обнаружить мезузы на косяках дверей бывших еврейских домов. Нашли лишь полуистлевший томик Пятикнижия, неизвестно кому принадлежавший. Не сохранились и архивы Телехан: их уничтожали поочерёдно польские, советские и немецкие власти.
Уже в Израиле Зимак узнал о еврейском прошлом Телехан и трагедии двух тысяч евреев посёлка в период Катастрофы из книги поляка-праведника Богдана Мельника, бывшего жителя посёлка и свидетеля событий войны. Этот замечательный человек и его исследования по истории еврейской общины Телехан заслуживают специального очерка.
Однажды Телеханы посетила группа аргентинских евреев, пожелавших побывать на месте массового уничтожения евреев Телехан. Даже сопровождавший их полковник КГБ был искренне возмущён тем, что это место никак не ограждено, что на нём пасётся скот, что мародёрам и просто хулиганам дозволяется беспрепятственно вскрывать могилы в поисках золота и черепов. Посёлку потребовалось время, чтобы изыскать средства для твёрдого покрытия и ограждения святого места, хотя бы ограничить кощунство.
Школа-интернат носит имя героя-партизанки Веры Хоружей. Ещё в годы довоенной Польши, скрываясь в еврейской семье, она работала в подполье, сидела затем в польской тюрьме, где написала книгу «Письма на волю», высоко оцененную Крупской, ещё в тот период была награждена советским орденом, а затем обменена на ксёндза. В 1937-39 годах Вера сидела уже в советской тюрьме. В годы войны сражалась в партизанском отряде. Попав в руки эсэсовцев, была зверски замучена. Брат Веры Хоружей, живший в Москве, не раз навещал интернат, оказывая посильную помощь, в том числе в экскурсиях в Москву и Подмосковье. Детей группами возили в Пинск к памятнику Веры Хоружей. Вообще, темы войны и Холокоста часто использовались в воспитательской работе.
Просто удивительно, как директор выкраивал время, но он не раз выступал с докладами на конференциях учителей и писал статьи, а в 1970 году защитил диссертацию и, несмотря на препятствия при утверждении, получил степень кандидата философских наук. После этого Захарие Зимаку предложили работу доцента кафедры философии Брестского инженерно-строительного института, где он преподавал до ухода на пенсию в 1986 году.
Александра, несмотря на то, что ей, помимо работы, надо было воспитывать и своих троих детей, все эти годы преподавала немецкий так, что именно в интернате проходили семинары преподавателей иностранных языков, где она выступала, давала открытые уроки. Она – Отличник народного образования Белоруссии.
Почти четверть века, до репатриации в Израиль в 1993 году, Захария и Александра Зимаки продолжали поддерживать связь с коллективом интерната. Но глубокое уважение вызывает тот далеко не частый факт, что и все 12 лет в Израиле бывшие директор и учитель продолжают активную переписку с коллективом и даже к юбилеям получают от своих сподвижников и воспитанников поздравления. Светлана Крек, бывший воспитатель интерната, а затем много лет - председатель поселкового Совета, познакомила Захарию с упомянутым праведником Богданом Мельником и вместе с ним помогла воссоздать историю евреев Телехан, сообщила о памятниках жертвам войны, обновлённых в 90-х годах на средства евреев – их потомков. Среди воспитанников Зимаков – немало педагогов, учёных, инженеров.

У школы-интерната - педколлектив школы. ;-й справа - З. Зимак.

Рядом - брат Веры Хоружей В. З. Хоружий

Один из них, Николай Сацута, золотой медалист интерната, закончил Ленинградскую военную академию, стал кандидатом наук, но за выступления против дискриминации вообще и евреев в частности был помещён в психиатрическую и после «курса лечения» был уволен из армии, угас и затем просто исчез, возможно, в «лечебнице».
Несмотря на возраст, он и Александра, пережившие гетто, сражавшиеся в партизанском отряде, 40 лет отдавшие затем своим многочисленным воспитанникам, продолжают активную жизнь, пополняя и передавая другим свой богатейший опыт. Здоровья и благополучия этим замечательным людям.
Михаил Ринский. тел. О3-6161361, 054-5529955

ПОЛЕССКАЯ ТРАГЕДИЯ

Михаил Ринский

ПОЛЕССКАЯ ТРАГЕДИЯ

Этот очерк я обязан начать с того, что его просто бы не было, если бы не огромная работа двух неординарных людей – энтузиастов, бывших жителей посёлка Телеханы:
- Богдана Мельника, польского инженера, уроженца Телехан, ныне живущего в Люблине; свидетеля массового уничтожения евреев фашистами, настоящего исследователя истории и быта местечка, друга еврейского народа – с ним я ещё познакомлю читателей. Им написана книга «Мои Телеханы» на польском языке;
- Захарии Зимака, - бывшего узника гетто и партизана, кандидата философских наук, педагога с 40-летним стажем, в течение 10 лет возглавлявшего в Телеханах школу-интернат и создавшего там краеведческий музей – ему посвящены два моих очерка. Им переведена значительная часть книги Б. Мельника.
Считаю необходимым поблагодарить их за предоставленные материалы и переводы, подчеркнув роль Б. Мельника и З. Зимака как фактических соавторов очерка.
М. Ринский

Захария Зимак
1. В ПОЛЕССКОЙ ГЛУХОМАНИ

Название Телеханы для Беларуси необычно. А между тем, по местной легенде, происходит оно от сочетания слов: «Тело хана». Якобы ещё в период нашествия татар, разбитых в этих лесах и болотах, погиб и хан, похороненный под той Лысой горой – могильным курганом, насыпанным татарами. Быть может, так бы и поглотили глухую деревеньку леса и болота, если бы не энергичный польский гетман Михаил Казимеж Огинский, затеявший по тем временам грандиозное дело: соединить Балтийское и Чёрное моря. В 1767 году начали строить, и через 15 лет уже поплыли корабли по каналу, прорытому между речками Шарой и Ясальдой. 53-километровый водный путь начинался с севера в районе нынешнего города Барановичи и заканчивался на юге в районе Пинска. Теперь можно было сплавлять основное богатство – лес и на север, и на юг Европы. Одновременно построили и тракт, связавший Телеханы со Слонимом, Пинском, Волынью.

Богдан Мельник
Теперь Телеханы стали местом притяжения предприимчивых людей. Сюда потянулись как купцы и промышленники, так и рабочий люд – поляки, литовцы, местные полещуки (жители Полесья). И, конечно, польские и литовские евреи – из своих перенаселённых местечек, из многодетных семей, где молодёжи не было ни работы, ни пристанища, - в поисках лучшей доли.
Ещё при гетмане здесь построили стекольный завод, ткацкую фабрику, а затем и фаянсовую. По каналу шли суда, привозили и увозили товары, росло число торговцев и ремесленников, в том числе и еврейских. В 1819 году стекольный завод перешёл к специалистам из Слонима братьям Черняковым и приобрел известность. С отменой крепостного права еврейские ростовщики и торговцы расширили сферы своих операций и на крестьян окрестных деревень. Всё больше специалистов выдвигалось из еврейской среды. Сорок лет руководил службой технического состояния канала Иошуа Айзенштадт. Первая в районе электростанция была построена инженерами-евреями. К началу XX века евреи составляли примерно половину населения Телехан. Действовали три синагоги, хедеры, еврейская школа. Были и раввины, и меламеды. Всё как положено в благоверном местечке.
Но, конечно, не всем евреям удалось устроить свою жизнь безбедно: немало было и обездоленных многодетных семей, отцы которых перебивались без постоянной работы. С развитием промышленности требовалось всё больше рабочей силы, но её было предостаточно не только из приезжих, но и из разорившихся крестьян окрестных деревень. Условия на предприятиях были тяжелейшие, особенно на стекольном заводе, где в насыщенных пылью горячих цехах работали по 12 часов. Лёгочные болезни раньше времени сводили в могилы рабочих, оставляя беззащитных сирот.
К 1905 году рабочие Телехан, как и вся Россия, «созрели» для волнений протеста. Как пишет Богдан Мельник в своей книге, власти попытались разрядить напряжённость испытанным способом – направить их гнев на «кровопивцев» - евреев. Местные подонки организовали погром «в защиту христианской веры»: громили лавки, магазины, дома. Несколько евреев были убиты. После кровавых погромов, как и из других районов бывшей «черты оседлости», многие евреи из Телехан эмигрировали в Америку.

Яхта на Огинском канале
Годы первой мировой войны были тяжёлыми для Телехан: в течение двух военных лет канал Огинского служил линией российско-германского фронта. Сгорело большинство деревянных жилых домов, православная церковь, все три еврейские синагоги. Сильно повреждено было и кирпичное здание католического собора. Большинство жителей тогда покинуло посёлок.

ПОЛЬСКО-ЕВРЕЙСКОЕ МЕСТЕЧКО
С 1918 года Телеханы оказались в границах независимой Польши. Ожидая всего от своего обескровленного мировой и гражданской войнами, но могучего соседа, поляки уделяли большое внимание приграничной с Россией области. Ещё долго в этом крае было неспокойно: в соседней России ещё долго продолжалась гражданская война, а с бандитизмом покончили через несколько лет. Подобное, но под другими лозунгами происходило и в польском Полесье: здесь действовали и партизанские отряды противников нового государства., и банды. Так, в августе 1923 года во время партизанского налёта на Телеханы были убиты два помещика и староста.

Телеханы. Члены движения халуцим.
Польское государство, стремясь укрепить власть, поощряло переселение к востоку, а для этого нужны были рабочие места. Восстановили судоходство по каналу Огинского, тем более необходимое, что пришли в негодность дороги, которых и без того было мало. Восстанавливали завод. Постепенно вернулась часть жителей, приехали из Польши переселенцы, в том числе и немало евреев – из жестоко страдавших от безработицы городков и местечек Польши.
Отец Богдана, католик Станислав Мельник был родом из Коломыя, неподалеку от границы Румынии. По окончании первой мировой войны Станислав Мельник, уволенный из армии Пилсудского, нашёл в Телеханах работу служащего. Здесь он познакомился с девушкой из здешних мест Анной, православной белоруске с примесью кавказской княжеской крови. Молодые справили свадьбу. Со временем и дом построили.
«Мои родители, - пишет из Польши Богдан, - будучи разных национальностей и религий, воспитанные в разных условиях, внушали детям уважение ко всем нациям, верованиям и традициям». Главным критерием отношения к людям они считали, а вслед за ними и Богдан, уважение к другим. Человек должен «избегать злобы и избегать злых людей».
Богдан был третьим, младшим из детей. Он родился в 1932 году. Рос смышленым мальчиком, уже в пятилетнем возрасте читал и писал.
По соседству с домом Мельников был дом Перельштейнов. Глава семьи был столяром, имел свой цех. В этой еврейской семье третьим ребёнком был Хаим, годом старше Богдана. Мальчики подружились. «Наши мамы, - пишет Богдан, - принимали нас в обоих домах сердечно, заботились, кормили. Мы взаимно понимали родные языки каждого настолько, что без больших трудностей разговаривали на них».
Способного Богдана приняли в школу в шестилетнем возрасте, и таким образом мальчики оказались в одном классе и за одной партой. В школе было два первых класса: один «смешанный» - белорусы, русские, евреи, поляки; в другом, «польском», евреев не было. Хаим упросил отца, а тот каким-то образом – директора школы, и таким образом единственный еврей оказался в классе Богдана. В первые месяцы Богдану, несмотря на то, что он был моложе на год, пришлось защищать друга-еврея. Со временем от них отстали. В школе обучение велось только на польском, на других языках – запрещалось. У Хаима проблем с польским не было.
Позднее в своей книге Богдан опишет обстановку в Телеханах и жизнь евреев в этом посёлке – местечке в двадцатилетний период независимой Польши. Опишет на основе своих личных воспоминаний, рассказов родителей и исследования, проведённого им в архивах и при посещении Телехан. В календарях и газетёнках, издававшихся под эгидой католической церкви, в те годы звучали наветы и измышления о евреях. Их изображали обманщиками, лодырями, никчемными иноверцами, потомками распявших Христа. Такие же убеждения были нередки и у христиан – интеллигентов. Часто Богдан спрашивал родителей, откуда это, но они не считали, что ему уже пора объяснять, и только с годами Богдан «созрел» для собственных выводов, и его воспоминания красноречиво говорят, каковы они.

Синагога в Телеханах
Основную массу еврейской общины, пишет Богдан, составляла беднота, жившая «неизвестно из чего». Ряды убогих домиков, между которыми – лужи нечистот. «В пятничные вечера они не освещали жилище свечами, не лакомились халой и субботним челнтом. Они рады были картошке в мундирах и селёдке. Здесь они жили и умирали».
Через три десятка лет польский инженер Богдан Мельник навестил свою родину, белорусские Телеханы. Он «дошёл до бывшего квартала еврейских ремесленников, где когда-то трудились портные, сапожники, парикмахер, бондарь, лабазник, печник… Каждый из них трудился, чтобы выжить и прокормить потомство… Здесь отцы учили сыновей тайнам ремесла. Здесь мелкие торговцы учили и своё потомство тайнам гешефтов».
Как-то отец зашёл с Богданом в мастерскую еврейского портного - заказал костюм. «В тесном помещении, при слабом свете, проникающем через узкое окошко, сидело несколько подмастерьев с кипами на головах. Владелец Сруль Гуршель, с широкой бородой и рыжими пейсами, обещал отцу, что костюм будет, как у «порэца» - барина. Богдану запомнились детали внешности, быта, ломаный польский язык с примесью идиша.

Руководство еврейской общины Телехан
Вспоминает Богдан и зажиточный еврейский квартал. В шабат - группы гуляющих девушек в белых платьях, как правило, с длинными волосами и вплетёнными косами. Громкие разговоры, смех. Юноши в чёрных шляпах, у многих пейсы. Тоже шум, смех, попытки обратить внимание на себя девчат. Женщины – с бижутерией на шее и руках, с подкрашенными губами. В воздухе – запах парфюмерии. После шабатной молитвы и праздничного завтрака чинно, в чёрных костюмах и белых рубашках шествуют мужчины.
Описав элитный еврейский квартал, Богдан в конце сожалеет, что в то же время их единоверцы сидят около своих хибарок или выглядывают из окошек, размышляя, почему Всевышний забыл о них в святой день. Остаётся только отдать дань восхищения и уважения поляку, проникновенно, с сочувствием воссоздавшему быт еврейской части населения Телехан. Бывший офицер Польской армии, радиоинженер Богдан Мельник много лет посвятил исследованию истории родного, ныне белорусского посёлка, который семья его покинула, когда Богдану было 12 лет. Причём значительная часть его книги «Мои Телеханы» посвящена рождению, истории жизни и гибели местного еврейского местечка.
Как пишет Богдан Мельник в книге, слова родителей о том, что «уважения достоин каждый приличный человек независимо от происхождения, религии и национальности», для меня стали правилом, от которого не отступал всю жизнь… Когда приходилось сталкиваться с презрением к евреям или полещукам, я осуждал это позорное явление открыто и бескомпромиссно». Именно эта честность и принципиальность будет руководить им, когда значительно позднее, в 1956 году, будучи офицером армии «социалистической» Польши, Богдан Мельник выступит против кровавого подавления народного восстания в Познани, против того, чтобы «брат стрелял в брата, защищая грязные делишки властей». За это он будет уволен из армии и только благодаря помощи друга из Министерства обороны избежит куда более серьёзных неприятностей.
В период независимой Польши в Телеханах, как и в других польско-еврейских городках и местечках, активно действовали различные еврейские партии, движения и течения, прежде всего – сионистского и социалистического направления: БУНД, «Поалей Цион»,молодёжные организации. Все они соперничали друг с другом за «влияние в массах». После пожаров первой мировой были отстроены заново и синагоги различных направлений, при них – хедеры.

Молодёжь Телехан - ячейка партии "Поалей Цион".
Польские власти бдительно отслеживали и преследовали еврейских политических и религиозных активистов; многих арестовывали. Но худшее для еврейского местечка Телеханы было впереди.

1939-41: ТЕЛЕХАНЫ БЕЛОРУССКИЕ

Первый класс друзья Богдан и Хаим окончили в числе лучших в классе. А во втором проучились вместе всего неделю: 1 сентября 1939 года немецкие войска мощным ударом в считанные часы сломили слабое сопротивление Войска Польского, и в течение нескольких дней судьба независимой Польши была решена. А 17 сентября в восточные области бывшей Польши вступили части Красной Армии, и «Крессы» - Западная Белоруссия – были присоединены к Белорусской ССР. Большинство Телехан в те дни тепло встретили советские войска после полумесяца томительных ожиданий «между молотом и наковальней», в условиях безвластия, потока беженцев, слухов о бесчинствах фашистов. Они видели в Красной армии спасительницу. Были и такие, кто с опаской относился к Советской власти и России, помня и времена царизма, и взаимную советско-польскую враждебную пропаганду, и советские «чистки» 37-39 годов. Но для евреев, наслышанных от беженцев о зверствах фашистов, двух мнений быть в тех условиях не могло. Как часто повторял отец Хаима, «бэсер дос эргсте фунем гутн,эйдер дос бесте фунем шлехтн» - «лучше худшее от хорошего, чем лучшее от плохого».
Молодёжь вступала в комсомол, участвовала в формировании местных органов.
Эйфория вскоре начала омрачаться. Советские власти начали ограничивать частников, а затем и сгонять их в артели. Но работа и частников, и артелей зависело полностью от снабжения сырьём и товарами, а их не было, да и связи были нарушены. В деревне трудно было крестьян, тем более хуторян, согнать в колхозы. В магазинах быстро закончились запасы, полки опустели; очереди были за хлебом; не было даже керосина, мыла, спичек. В Телеханах осталось всего два магазина.
Но главное – начались аресты. Вначале – бывших польских чиновников, офицеров Войска Польского в отставке, зажиточных людей, в том числе и евреев, белорусов и русских. В массовом порядке их, а также беженцев из западных районов Польши отправляли в глубинные районы России с суровым климатом, в лагеря и на поселения. Отказавшихся принять советское гражданство репрессировали «по статье».
В этих условиях отец Богдана, поляк Станислав Мельник лишился работы служащего и вынужден был работать чернорабочим на лесопильном заводе. По счастью, он избежал ареста.
Школы, закрытые ещё в период безвластия, вновь открылись в ноябре. Но во втором классе друзья уже учились порознь: Хаим Перельштейн теперь ходил в еврейскую школу. Во всех школах ввели, как обязательные, русский и белорусский языки. Остро не хватало учителей. Для младших классов их срочно готовили из местных, окончивших приходские школы; для средней – привлекали из имеющих среднее образование и знающих русский язык. Костелы и синагоги постепенно ограничивали. Несмотря на лозунги, национальный антагонизм не изживался. Косо смотрели на дружбу еврейского мальчика Хаима с польским - Богданом. Их встречи и совместные игры стали всё более редкими, тем более, что учились теперь в разных школах.
Тем временем в приграничной зоне всё более чувствовалась предгрозовая обстановка. Новые части с техникой прибывали и базировались в полесских дебрях. Местные жители не могли не замечать этого. Только вот планы и сроки были неясны. Но что оставалось в этой ситуации местечковому еврею? Как и в 1914-м, и в 39-м только повторять: «Вус ыз башэрт, а дус вэт зан» - «Чему быть, того не миновать».
А по радио исполнялись бравурные марши:
Если завтра война,
Если завтра в поход –
Я сегодня к походу готов…
Песни были готовы. Не готова была страна, её вождь, её армия и тем более – её мирные граждане…

ОККУПАЦИЯ

Внезапный удар немцев 22 июня 1941 года застал врасплох Красную армию. Сопротивление её было лишь очаговым и неорганизованным, отступление – разрозненным, эвакуация населения из прифронтовой полосы – панической. Противоречивые сообщения и слухи сбили с толку жителей. В первые же дни из Телехан поспешно уехали по узкоколейке и всеми возможными видами транспорта партийные и советские работники и сотрудники НКВД, местные и направленные сюда властями. Уходили остатки разбитых воинских частей, убегали скрывшиеся в лесах «окруженцы». Из местных евреев очень немногие, в основном молодёжь, успели уйти на восток.
В наступившем безвластии до прихода немцев несколько дней местные мародёры грабили всё, что только оставалось в магазинах, учреждениях, а затем, осмелев от безнаказанности, как это бывало всегда в истории, дорвались и до евреев. Как пишет Богдан Мельник, «С топорами и ножами в руках они врывались в еврейские дома, потрошили шкафы и сундуки. Мужики и бабы тащили тюки с костюмами, мехами, коврами. Хватали хозяйственную утварь, даже мебель. Кто сопротивлялся – безжалостно избивали. Появились бежавшие из тюрем уголовники, знавшие зажиточных евреев. Они издевались над ними, вымогая золото и валюту. Грабёж продолжался два дня, и сельская мразь стала врываться в дома христиан».
Неожиданно в местечко вошли немцы; по приказу офицера солдаты разбежались по улицам. Грабители, бросая похищенные вещи, исчезли. Страх охватил евреев. Неведомо по чьему совету, кто-то из них вышел навстречу немцам с хлебом-солью. «Офицер, - пишет Богдан, - небрежно принял поднос и отдал его солдату. Затем он обратился к группе евреев и сказал, что если они будут выполнять немецкие распоряжения, то ни один волос с их голов не упадёт».
Первое же распоряжение немецкого коменданта касалось только евреев: они должны были «на правой стороне груди и на левом плече носить жёлтую шестиконечную звезду. Встречая немца, они должны сойти с тротуара на проезжую часть, снять головной убор и поклониться. За невыполнение – расстрел». В семье Богдана с возмущением было воспринято это «варварское» распоряжение. Но тогда они ещё не знали, свидетелями чего им предстоит быть.

Кавалерийская часть СС, участвовавшая в расстреле евреев Телехан
В первую очередь немцы создали «чёрную полицию», названную так по цвету обмундирования. Призванная якобы поддерживать порядок, эта жестокая банда из местной шпаны и уголовников, стремясь выслужиться перед гестапо, во всём подражала его методам, да к тому же и вымещала свою злобу. Богдан пишет о неком Викторовиче, отличавшемся особым садизмом: «Однажды он ударил проходившую еврейку и упавшую, в крови, заставил слизывать пыль с сапога. Затем он застрелил несколько евреев».
Немцы, издеваясь, часто заставляли евреев выполнять совершенно бессмысленные тяжёлые работы. «Их могли выдумать только палачи с вывихнутой психикой», - пишет Богдан. Так например, евреев заставили покрыть слоем крупного песка дорогу к жандармерии. В изготовленные большие ящики, наполненные до краёв, впрягали четырёх евреев. Чудовищный груз был бы не по силам даже нормальным людям, а тем более – ослабленным, больным. Каждое падение или замедление наказывалось полицейскими избиением трубами и палками. Некоторые падали замертво.
Стремясь унизить людей до состояния бессловесного животного, полицаи по приказу гестаповцев загнали группу евреев в фекальную яму уборной здания бывшего НКВД и заставили руками вычерпывать содержимое. «Чтобы нам большевистским гоуном не смердило», - приговаривали палачи.

КАТАСТРОФА

Полтора месяца – срок не такой большой, но фашистские, а с ними и черносотенные садисты успели вволю поиздеваться над беззащитными евреями. А пятого августа 1941 года в Телеханы въехала кавалерийская часть СС. Так получилось, что командир части – полковник СС (точнее, в СС полковник именовался оберштурмфюрером) с группой офицеров остановился рядом с домом Мельников, и отец Богдана, знавший немецкий, расслышал многое из того, что приказывал этот цивилизованный варвар. Речь шла о готовящихся конфискациях и расправах над евреями.
На следующее утро группа конных солдат привела к полковнику пятерых евреев - представителей общины. Последовала команда: «Мютцен ап!» - «Шапки долой!». Полковник вынул из портфеля и зачитал им приказ: до сумерек каждый еврейский дом обязан был сдать сто килограммов овса для лошадей и тысячу долларов. Невыполнение приказа грозило тяжёлыми последствиями. На мольбы представителей о том, что приказ совершенно невыполним, что нет и не может быть у них долларов не только в таком количестве, но у некоторых вообще не бывало, последовали оскорбления и ругань: «Раус, раус, юдендрэк!» - «Вон, вон, еврейское дерьмо!».
- Этот немец – просто сумасшедший! – сказал, узнав о контрибуции, Станислав Мельник. Но он не знал ещё тогда, что фашисты поступали так повсеместно перед очередной ликвидацией. Вслед за этим дьявольским приказом солдаты СС , прихватив с собой членов руководства общины, обыскивали дом за домом, конфискуя всё ценное, но, конечно, требуемых сумм даже близко не могло быть. Очевидно, евреи в отчаянии уже ко всему были готовы и проклинали фашистов. Из дома Хаима доносились порой проклятия, которые, вперемежку с молитвой, произносил глава семьи: «Брэхн золстн дэм коп!» - чтоб ты сломал себе голову»! – адресовал он полковнику, - «Геханген золстн вэрн!» - «Быть тебе на виселице»! Ни фашист, ни тем более Б-г не услышали его заклинаний.
На следующее утро эсэсовны приказали всем евреям покинуть свои дома. Чёрную работу за них, в основном, выполняла «чёрная полиция» из Телехан и соседних деревень. Людей выгоняли с побоями и издевательствами; малейшее сопротивление, попытка побега, попытка спрятать детей оканчивалась избиениями до смерти. Выгнав всех обитателей дома, полицаи проверяли, не остался ли кто. «Здесь должна быть ещё молодая жидовка!» - черносотенец из местных вернулся в дом и вытолкал с побоями плачущую девочку. Всех евреев Телехан и беженцев загнали в бараки.
Глядя на злодеяния подонков, - пишет в своей книге Богдан, «я почувствовал, что меня охватывает страх. Холодные мурашки ползли от ягодиц к шее…». Мальчик прижался к матери. Когда позднее обречённых повели на уничтожение, родители запретили сыну смотреть на это скорбное шествие – подробности его и казни Богдан узнал из рассказов очевидцев - родственников и соседей.
Немцы выбрали евреев помоложе и поздоровей и заставили их вырыть длинные глубокие траншеи двухметровой ширины. И вот всех вывели из бараков, построили и повели по Костельной. «Шёл арендатор озера Ландман с семьёй, - пишет Богдан. – Шёл пекарь Гительман с сыном Калманом и семьёй…Шли старухи и старики, еле переставляя ноги».
Один из охранявших колонну фашистов заметил в толпе местных зевак мальчика, показавшегося ему похожим на еврея. Он втолкнул его в колонну. Местные полещуки стали просить: «Так он же не жидзюга, он наш!». Эсэсовец вывел мальчишку из колонны, спустил ему штаны и, дулом пистолета приподняв ему, проверил, после чего отпустил мальчика.
Но был и другой, более скорбный эпизод. В колонне шла девушка по имени Эстерка, выделявшаяся белым платьем и необычной красотой. В отличие от согбенных смертников – единоверцев, она шла, высоко подняв голову. Невозможно было не обратить на неё внимание. «Как-то раз я, мальчуган, увидев Эстерку на улице в её белом длинном платье, спросил отца: « Чи то ангел?». О том, как погибла Эстерка, он услышал позднее, когда тётя со слезами на глазах рассказывала об этом матери.
«Евреи, - пишет в своей книге Богдан, - шли в страхе, с опущенными головами. Их избивали без всякого повода. Они реагировали лишь стоном, пряча голову от ударов. От всех отличалась лишь группка, в которой шла Эстерка. Она шла с достоинством, с высоко поднятой головой. Её стройная осанка вызывала сдержанность даже у сопровождавших выродков: её никто не осмеливался тронуть. Она как бы плыла над группой покорных согбенных фигур».
Вдруг к этой группе рысью на коне подъехал эсэсовский офицер и резко остановил коня. Евреи и охрана остановились как вкопанные. Лишь Эстерка не изменила своей позы, наоборот – ещё выше подняла голову, глядя фашисту в глаза. Немец, не выдержав взгляда, стал крутиться в седле, и у него вырвалось: «Майн готт, унд зи аух!» - «Боже мой, и её тоже!». Эсэсовец галопом ворвался в группу евреев, они с криком отпрянули, с ними и черносотенцы. Но Эстерка даже не дрогнула. Фашист выхватил пистолет и, целясь в упор в лоб девушки, выстрелил. Голова Эстерки дёрнулась, кровь залила лицо, и она рухнула в дорожную пыль. Немец хлестнул коня и умчался, как безумный повторяя: «Майн готт! Майн готт!» - «Боже мой! Боже мой!».
Слушая этот рассказ, Богдан плакал вместе с матерью и прижимался к ней.
О том, как эсэсовцы производили массовое убийство людей, в тот же вечер весь посёлок узнал от мужиков, мобилизованных на работу по засыпке ям после расстрела. Евреев группами пригоняли из бараков к ямам и заставляли их по лестницам спускаться в ямы. Укладывали ровными рядами поперёк ямы, лицом к земле. Затем методично из пулемёта расстреливали группу. И так по очереди, обстоятельно, пока не наполнялась каждая яма. Детей убивали иначе: их ставили на колени на краю ямы, расстреливали и сталкивали трупики в яму. Погиб и друг Богдана Хаим Перельштейн, и вся его семья.
Так продуманно, по-немецки педантично в этот августовский день была выполнена плановая операция СС по поголовному истреблению целого еврейского местечка с почти двухвековой историей. С этого дня были уже другие Телеханы. Полковник принимал рапорты от офицеров, каждому пожимал руку, звучало громкое «Хайль Гитлер!». Только в этот день кавалерийская часть СС уничтожила в Телеханах и – силами другого подразделения – в деревне Святая Воля до 800 евреев. Но это был не единственный «день подвигов» «бравых кавалеристов». В Телеханы они прибыли из Хомска и Логишина, где «отличились» с 1 по 3 августа. Из Телехан они ускакали в Ганцевичи, где поголовно истребили евреев 11 августа. Всего только в этом районе от пуль отряда СС погибло не менее двух тысяч евреев.
Через некоторое время несколько мальчиков, и Богдан в том числе, оказались на месте казни. Ещё только подходя, они почувствовали тошнотворный запах. Песок, прикрывавший общие могилы, был во многих местах разрыт. Сильнейшее потрясение испытал Богдан, увидев человеческие черепа и кости вперемешку с истлевшими лохмотьями. Вся территория была покрыта птичьим помётом. На свежих могилах орудовала шайка нелюдей, выкапывавших трупы и искавших золото: кольца на пальцах, серьги в ушах, золотые зубы и коронки. Подобные подонки кое-где шакалят до сих пор, выдавая себя за следопытов и тем самым бросая тень на тех действительно энтузиастов, которые делают большое дело по увековечению как героев войны, так и её невинных жертв.
Пройдёт совсем немного времени с первых массовых убийств, подобных катастрофе Телехан, и, вырывая кусок из пасти шакалов-кустарей, цивилизованная нация поставит на поток сбор золота и всего, что может пригодиться, вплоть до волос жертв, уничтоженных в душегубках и сожжённых в крематориях.

ПОЛЬСКИЙ ОФИЦЕР - ИСТОРИК ТЕЛЕХАН

В книге «Мои Телеханы» Богдан Мельник, в заключение рассказа о трагедии евреев Телехан, напишет о том, что призывы «об уважении людей независимо от их религии, национальности и обычаев не дошли до сознания многих «набожных верующих». Их предки сотни лет вскармливали своё потомство ядом ненависти. Над разумом одержал победу позорный дьявол средневековья». Как пишет переводчик книги, кандидат философских наук Захария Зимак, «впервые поляк, воспитанный в христианской семье и среде, на основе архивных документов, личных впечатлений и научных исследований так страстно, убедительно и на основе неопровержимых фактов доказывает бесчеловечность и опасность антисемитизма и ксенофобии во всех их ипостасях. Он критикует лицемерие и вероломство католической церкви, на протяжении сотен лет прививавшей своей пастве ненависть к евреям. Автор не щадит и римских пап: Пий XII благоволил Гитлеру. Ватикан выдавал фальшивые паспорта военным преступникам…».
Семья Мельников жила в Телеханах до января 1944 года, а затем им удалось через Пинск уехать в родную для отца Польшу, под Варшаву: на территории так называемой «генеральной губернии» фашистская оккупация к этому времени, когда здесь уничтожили и подавили всё и всех, не была так жестока, как в белорусском Полесье. А в последнем , пишет Богдан в письме автору, «царили голод, тиф и страх. Кроме жестокости немцев, народ терпел от своих полицаев, от грабителей и бандитов. Кроме того, немцы, которых всё чаще и сильнее уничтожали партизаны и которым всё труднее удерживать власть, жгли целые сёла и поголовно уничтожали всех их жителей. Только в 1942 году стёрли с земли в районе Телехан пять деревень, в трёх из них не уцелел ни один житель», - свидетельствует Богдан Мельник.
После освобождения Польши в стране установился режим «сталинских кукол», как его характеризует Богдан. Лишь после смерти Сталина страна вздохнула с некоторым облегчением. В семье Мельников к тому времени дети обрели самостоятельность: сестра Богдана окончила медучилище, брат стал экономистом, а сам Богдан – офицером Польской армии, из которой, как мы уже писали, был уволен после народных волнений в Познани в 1956 году, когда выступил против братоубийства.
Работая в течение 30 лет радиоинженером, этот неугомонный человек продолжал активно высказывать своё мнение относительно действий польских властей. Но и в 1980 году, когда в Польше произошёл политический переворот и восторжествовала «Солидарность», пишет Мельник, он, видя, как перекрашиваются из красных в белые с целью «удержать под задницей кресло», открыто заявил о своём презрении к новому «хламу». И когда многие из «бывших» укрепились в новых креслах, ему это припомнили… Уволившись с работы радиоинженера, Богдан ещё несколько лет, до ухода на пенсию, работал по контрактам в Украине и Чехословакии. Сейчас на пенсии. Живёт с женой и младшей дочерью. У старшей дочери – дочь, внучка Богдана. Вот такая вкратце его биография.
Но настоящая деятельность Богдана Мельника – та, к которой он предрасположен и которой посвящал и посвящает своё время: он исследует, находит в архивах, библиотеках, а теперь и в Интернете – и пишет статьи, книги. Он не просто написал книгу о своей Родине – бывшем местечке Телеханы, разыскав всё, что только можно найти по этому вопросу. Богдан Мельник добивается справедливости не только в увековечении памяти многочисленных невинных жертв - жителей местечка, но и в наказании виновных в этих злодеяниях, в том, чтобы история знала тех кому «обязаны» Телеханы своей трагедией.

ПАЛАЧ ТЕЛЕХАН ОБЕРШТУРМФЮРЕР СС ГУСТАВ ЛОМБАРД

Передо мной – копия статьи, опубликованной в белорусской газете «Ивацевичский вестник» под рубрикой «Память». Статья называется «Они расстреляли телеханских евреев». Богдан Мельник начинает свой «краткий отчёт о виновнике убийства еврейского населения Телехан» с обращения к живым телеханцам: «Будучи бывшим жителем Телехан, чувствую себя душевно связанным с посёлком и вами, уважаемые жители». Излагая кратко историю массового убийства в Телеханах и окружающих сёлах и деревнях, он пишет, что потребовалось 60 лет, чтобы узнать командиров и исполнителей. В опубликованной в Германии в 2002 году книге «Карьера насилия» называется имя командира кавалерийского полка СС оберштурмфюрера Густава Ломбарда. Член НСДАП - национал-социалистской партии Гитлера – с 1933 года, замеченный лично Гиммлером, он ещё в 1939 году наводил «новый порядок» в Польше. Лично Гиммлер дал название кавалерийскому отряду «Голова трупа». Уже 29 июня 1941 года полк орудовал на территории Белоруссии, в составе кавалерийской бригады СС выполняя задачу под кодовым названием «Приятель».
Командир бригады Фегелейн дал приказ «относиться к каждому еврею, как к бандиту и партизану», а Ломбард со своей стороны добавил к приказу: «Ни один еврей не должен остаться живым». После исполнения «пацификации» в период с 1 по 11 августа 1941года Ломбард рапортовал о 9000 убитых. За «успехи» он был щедро награждён. А вот командир другого полка, также участвовавшего в операции «Приятель», приказавший не трогать женщин и детей и убивать только мужчин, был понижен в должности и, как говорят, «переведён на другую работу».
Жестокие «подвиги» Ломбарда были оценены должным образом, и с сентября 1944 года он, уже в генеральском звании, командовал 31-й гренадерской дивизией СС, но попал в плен. К сожалению, советский Военный трибунал в 1947 году присудил ему 25 лет тюрьмы только за расправы с партизанами, не выявив – во всяком случае судя по приговору – его «выдающихся» заслуг в геноциде еврейского народа. И через 10 лет освобождённый убийца поселился в Западной Германии, стал мюнхенским бизнесменом, завсегдатаем реваншистских клубов, а затем и получил солидную пенсию.
Лишь в 1962 году по операции «Приятель» прокуратурой было начато дело. Тянулось оно восемь лет, допрошено было 230 свидетелей, в том числе несколько уцелевших евреев, а в результате против Ломбарда дело в 50 томах прекратили под предлогом, что в отчётах командира бригады – якобы завышенные данные о количестве жертв. Как будто даже если не 9, а 2 тысячи убиенных - этого недостаточно. Не фигурировало в решении прокуратуры ни подписей Ломбарда под приказами о «патификациях», ни уголовного сбора «контрибуций» перед массовым уничтожением. Ломбард после прекращения «дела» прожил ещё свыше двух десятков лет и умер в возрасте 97 лет, так и не понеся должной кары за тысячи убитых мирных евреев. Работа честного и принципиального польского гражданина Богдана Мельника – ещё один камень в надгробие позора подобным нелюдям.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Каждый очередной рассказ или очерк о реальных событиях, людях – это соприкосновение с исторической правдой, с реальными судьбами, характерами, поведением людей. И в этом очерке – катастрофа местечка, до сих пор не вписанная в историю, даже не упомянутая в серьёзных изданиях. Тем более нельзя не отметить особо тот факт, что именно польский гражданин своей многолетней работой совершил настоящий подвиг, важный для истории сразу нескольких народов, а для еврейского особенно потому, что он – главная жертва в описанных событиях. Вот почему, пересказывая их со слов Богдана Мельника и во многом цитируя его в переводе Захарии Зимака, я постарался познакомить читателя не только с трагической судьбой евреев местечка Телеханы, но и с жизнью самого Богдана. Работа над очерком в тесном контакте с этими двумя сильными духом мужчинами позволила мне лишний раз убедиться: несмотря ни на что, в мире есть ещё немало не просто незаурядных, но по-настоящему честных и порядочных людей. И чем чаще и сильней будет звучать их голос, тем меньше будет опасность повторения катастроф в мире и в таких местечках, как Телеханы.

ПОЛЕССКАЯ ТРАГЕДИЯ:
ещё одно документальное свидетельство
(дополнение)
В «Гайд-парке газеты "Новости недели" 2 марта 2006 года опубликован отклик Марка Шендеровича «Жили и выжили» по поводу очерка Михаила Ринского «Полесская трагедия»(«Еврейский камертон» за 2 и 9 февраля 2006 года). Большое спасибо читателю за добрые слова в адрес газеты. По существу Вашего вопроса Вам отвечает автор очерка.
Уважаемый Марк, к сожалению, ни мне, ни моим добрым друзьям – исследователям судьбы Телехан поляку Богдану Мельнику и Захарие Зимаку, живущему в Акко, нечем Вас порадовать: нет сведений о Ваших родственниках, оставшихся в живых. Но есть документ – свидетельство чудом спасшегося буквально из расстрельной ямы – случай уникальный, подобный тому, что был в киевском Бабьем яру. В Исраэля Чижа при расстреле пуля не попала, он притворился убитым и пролежал в яме какое-то время, затем выбрался. Всего спаслись трое: кроме И. Чижа, ещё учительница Рахель Шрупская и Ицхак Кречмер. Они вместе бежали в лес и затем воевали в партизанском отряде.
В 1943 году Рахель Шрупская была расстреляна партизанами. За что – И. Чижу неизвестно. К сожалению, как сейчас это уже неоднократно засвидетельствовано, расстрелы евреев в партизанских отрядах имели место, в том числе на антисемитской почве. Сам Захария Зимак, бывший в гетто и затем воевавший в партизанском отряде, едва не стал жертвой подобного дикого случая, описанного в очерке «Через всю жизнь» («Еврейский камертон», 17 февраля 1905 года).
Брошюра «Хурбан Телехан аль-пи сипуро шель Исраэль Чиж» - «Крах Телехан по рассказу Исраэля Чижа» в переводе с идиша на иврит Луцкого – перепечатка статьи из телеханской газеты. В брошюре говорится: «Это – свидетельство, которое устраняет ошибки в книге «Память о Телеханах». Что это за книга, где и когда издана – установить не удалось. Нет даты издания и в брошюре.
Перевод брошюры с иврита на русский выполнил Захария Зимак. В ней сообщается, что сразу после захвата Телехан немцы расстреляли трёх евреев, которые хотели бежать. Их выдали местные жители:Расстрелянные: Гершула Коэна, Изю Шлябмана и Лейба Костринского. Немцы истребили всех евреев, помимо Телехан, и в деревнях Вулька, Святая воля, Выгоноши, Глина. Кстати, Выгоноши, как свидетельствует З. Зимак, их партизанский отряд длительное время отстаивал от оккупантов, но, конечно, силы были неравные.
В брошюре приводятся и фамилии представителей еврейской общины – назначенного оккупантами «юденрата», через который немцы отдавали распоряжения евреям и передавали требования о контрибуциях в их пользу. Это были Авраам Левин и Моше Каплан.
В конце брошюры Исраэля Чижа приведён список части убитых фашистами евреев, озаглавленный: «Список жертв за веру, оставленный в урне, которая была скрыта в особом ящике, чтобы увековечить на монументе». В списке – 215 фамилий. Ныне в Телеханах – пять памятников участникам и жертвам войны и, возможно, на одном из них увековечены жертвы по этому списку.
В этом списке – шесть человек с фамилией Черномарец. Но вероятнее всего, что здесь на идише была фамилия Черноморец , так как буква «о» в идише обозначается через «Алеф» с огласовкой, её могло не быть, и переводчик на иврит, поставив то же самое «Алеф», таким образом превратив «о» в «а». С этой фамилией шесть , возможно, родственников Марка Шендеровича. Их имена (привожу так, как они приведены в списке):
Берл Бен-Лейзер (сын Лейзера);
Лейзер;
Арон;
Иегошия;
Давид;
Берл Бен-Арон (Сын Арона).
К сожалению, в газете нет возможности привести весь список жертв фашистов.
В заключение хочется добавить, что сейчас, когда в мире поднимают головы последыши фашистских нелюдей, отрицая ужасы Холокоста, публикация свидетельств таких чудом спасшихся очевидцев, как Исраэль Чиж, не менее необходима, чем полвека назад.

Михаил Ринский 03-6161361 о54-5529955

ВМЕСТЕ ЧЕРЕЗ ВСЮ ЖИЗНЬ

Захария и Александра Зимаки с внуком,

солдатом ЦАХАЛа Владимиром, 2004 год

Михаил Ринский

ВМЕСТЕ ЧЕРЕЗ ВСЮ ЖИЗНЬ

С юных лет война связала судьбы Захарии и Александры Зимаков с Беларусью: гетто и партизанский отряд, десятки лет педагогической работы, общественная деятельность по увековечению героических подвигов и жертв Холокоста, возрождение брестской еврейской общины…

ПОЛЬША: ТЯЖЁЛОЕ ДЕТСТВО

Захария Зимак родился в 1920-м в бедной, до отчаяния бедной еврейской семье варшавских безработных. Ошер Зимак и его жена были людьми малограмотными и вовсе не предприимчивыми, как принято считать, когда речь идёт о евреях. И к тому же в семье было шестеро детей. Ошер был готов на любую работу, но удавалось подработать не всегда – на скотобойне, на чёрной работе, а на постоянную ему так и не удавалось устроиться. Жили они в бедном предместье Варшавы, за Вислой. Часто их вообще выбрасывали из квартиры, и тогда приходилось обитать в ночлежке.
Захарие уже с раннего детства приходилось работать: в шесть лет он крутил у хозяина барабан для изготовления мороженого, в десять – подрабатывал в пекарне, когда была работа, особенно – накануне песаха.
Дома родители говорили на идише и польском. Учиться Захария начал в польской школе – он там был единственным евреем в классе, так что до третьего класса мальчику пришлось терпеть издевательства. К концу третьего обстановка сложилась так, что, останься Захария в школе буквально лишний день, - его могли изувечить, а может быть и того хуже… Захария больше не вернулся в эту школу, а пошёл за Вислу, где была польская государственная школа для еврейских детей, даже раз в неделю преподавали иудейскую историю. Здесь учиться было уже спокойнее, и хотя у бедного полуголодного мальчика не было даже многих учебников, но ему помогли способности. Захария не только окончил 7 классов, но его успехи были отмечены. По результатам тестирования ему дали направление от Института психологии в экспериментальную гимназию, которой руководил еврей, доктор философских наук и права Рудольф Талбеншлаг. Он очень хорошо относился к Захарии и, чтобы тот мог как-то прокормить себя, рекомендовал его богатым родителям, и Захария репетировал их детей, прежде всего по математике.
Ещё учась в школе, Захария часто общался с детьми из расположенной неподалеку колонии, которую возглавлял знаменитый Януш Корчак, известный не только как выдающийся педагог, но и как человек, который разделил судьбу своих воспитанников, отправленных немцами в крематорий. В дальнейшем, работая директором детского дома, Зимак внимательно изучал и применял методы Корчака, наряду с методикой Макаренко, в своей работе с детьми.
В период учёбы в гимназии Захария активно включился в работу еврейской молодёжной сионистской организации «А шомер а цаир» - «Молодые стражи», левой, несколько романтической. В этой же организации состояла и Александра Моджевская, учившаяся в другой гимназии, с техническим уклоном. Отношения молодых людей сложились и окрепли уже в этот период, но в их молодёжной организации не признавали официальных браков, так что личные и интимные отношения основывались на дружбе и доверии.
До лета 1939 года Захария успел закончить четыре класса гимназии и один курс лицея естественных наук, который был на базе этой же гимназии. Александра, которая на два года моложе Захарии, как раз заканчивала гимназию. Но…началась война.

1939 – 41 ГОДЫ. БЕЛОРУССИЯ

В первый же день войны, 1сентября 1939-го, стальной кулак вермахта нокаутировал не готовую к современной войне Польскую армию. Захария, как и его друзья по «А шомер а цаир», тут же вступил в ряды ополчения, но оно в первые же дни развалилось, как и вся армия. Под обстрелом немецких самолётов разрозненные группы ополченцев двинулись на восток, рискуя оказаться в плену у опережавших моторизованных частей вермахта.
После недельных скитаний, голодные, оборванные, добрались до западно-белорусского местечка Косово. Никто их здесь не принимал радушно, так что Захарие повезло, когда один местный еврей прихватил его с собой в деревеньку Альба, где еврейская сельская семья Резников, арендовавшая здесь несколько гектаров земли, тепло его приняла: одели, обули, как могли. Захария начал было включаться в их нелёгкий крестьянский труд. 17 сентября 1939-го части Красной армии вступили в Западную Украину и Западную Белоруссию, и еврейские беженцы воспрянули было духом: новые власти провозглашали полное равенство, борьбу с антисемитизмом. Но очень быстро всё встало на свои места: началось с ограничения мелких частных собственников – владельцев лавок, мастерских, пекарен. Затем начали эшелонами отправлять на поселения и в лагеря беженцев и местных, отказывавшихся принять советское гражданство.
Но Захарией продолжал владеть молодёжный энтузиазм. Тем более, что, к взаимной радости, Александре удалось найти его здесь. К тому же, их обоих направили на работу в школы, правда – в разные деревни. Захария стал преподавать математику в еврейской школе, где уроки велись на идише. Затем окончил курсы учителей семилетних школ, где изучались русский, белорусский и история партии, и был направлен снова в деревенскую школу. Александра продолжала заведовать школой в другой близлежащей деревне. Но только-только начавшая складываться жизнь была прервана новым фашистским вероломством: немцы напали на Советский Союз.

1941-42 ГОДЫ. ГЕТТО

Буквально в первые же дни войны в этой приграничной зоне уже хозяйничали немцы. Для Захарии судьба была усугублена поистине трагическим случаем. Вечером он был схвачен на шоссе немцами и полицаями, и его опознал ехавший в кабине машины немецкий офицер, в котором Захария с ужасом узнал… Клешека, якобы беженца из Силезии, с которым он был совсем недавно на курсах учителей. По окончании курсов этого оборотня оставили в Косове преподавать географию, а жену его даже назначили главврачом больницы. Вот живой пример, как легко удавалось немцам внедрять своих лазутчиков даже за считанные дни до войны, когда её приближение было здесь. в приграничной зоне, очевидно всем.
Вчерашний «сокурсник» поднял автомат и заорал: «Жид, беги!». Затем он толкнул Захарию с насыпи. Тот поднялся и, повторяя только слова: «За что? За что?», продолжал стоять. Всё-таки фашист не выстрелил, а приказал солдатам отвести Захарию в гетто. В числе тех евреев, которых сгоняли из соседних деревень, в гетто оказалась и Александра. Так что молодая семья снова воссоединилась при таких трагических обстоятельствах.
Что такое гетто, евреям Косова предстояло ещё узнать по-настоящему. А пока что назначенный комендантом немецкий офицер Лянге обещал председателю юденрата Хайкину, что пока он комендант, расстрелов не будет. До назначения Лянге в Косово была расстреляна группа польских офицеров, и в их числе два поручика-еврея. Импозантная внешность уже не молодого Лянге вначале обманула многих. И действительно: до зимы 1942 года Лянге довольствовался взятками в виде драгоценностей, украшений и прочего для своей жены, себя и старших офицеров гарнизона.
Гетто представляло собой квартал домов на окраине городка, куда согнали евреев, разрешив взять с собой только часть скарба первой необходимости. В еврейские же дома вселились оккупанты и их прихвостни-полицаи, местные жители и крестьяне. Скученность в гетто была невероятная, всё чаще люди болели и умирали, и если до массовых эпидемий не дошло, то только благодаря хорошему еврею-фармацевту, который обслуживал и немцев и, как мог, помогал своим.
Евреи должны были ходить только с нашивками, только по проезжим частям улиц, снимать фуражку и кланяться каждому встречному немцу. Заместитель коменданта, всегда ходивший с плёткой, жестоко избивал ею за малейшее отклонение от предписаний.
Никаких продуктов население гетто от властей не получало. Выжить помогало только то, что местные жители и крестьяне, нуждавшиеся в помощи евреев-ремесленников, подкупая полицаев, обращались к обитателям гетто и расплачивались за услуги чем-нибудь съедобным.
В гетто Захарие и Александре приходилось работать на самых тяжёлых работах. Так, в сильные морозы в феврале 1942 года группу, в которой был и Зимак, заставили рыть ямы для захоронения узников своего же гетто, которых расстреливали в последующие дни. Захарию с Александрой спасло то, что хозяину кожевенной мастерской, работавшей на немцев, потребовался переводчик, а так как Зимак знал немецкий и французский, хозяин уговорил Лянге оставить Захарию в этом качестве. А в последующие дни большая часть евреев гетто была расстреляна.
Территория гетто была ограждена слабо, но любой оказавшийся за оградой рисковал быть расстрелянным местными или украинскими полицаями, располагавшимися неподалеку. Однажды хозяин мастерской, вызванный для регистрации, прихватил с собой Захарию как переводчика. Полицейский патруль, увидев на санях рядом с хозяином еврея, тут же повёл Зимака на расстрел, подталкивая карабином. Хозяину с трудом удалось отстоять Захарию, помогли несколько бутылок самогона.
Александру схватили в гетто и в колонне мужчин и женщин всех возрастов погнали на железнодорожную станцию за десять километров от Косово таскать камни. В морозную зиму, в ветхой одежде и обуви, без пищи, многие не выдерживали: падали по дороге и оставались умирать. После трёх дней такой «работы» Александра слегла с воспалением почек, с высокой температурой. Слава Богу, в гетто был хороший врач-уролог, лечивший и немцев, которые, в конце концов, несмотря на обещание, расстреляли и его. Но на сей раз ему удалось вылечить Александру. Но ясно было, что такой работы с 20-километровыми переходами туда и обратно она больше не выдержит. Александра прокралась к белорусской женщине, у которой до войны Зимаки снимали комнату. Она работала в комендатуре переводчицей, и немцы разрешили ей взять в дом еврейку для ухода за маленькими детьми. В тепле и относительной сытости Александра быстро пришла в себя после тяжёлой болезни. Но через недолгое время немцы по какой-то причине расстреляли переводчицу, и Александре пришлось тайно перебраться в кожевенную мастерскую, где уже работал Захария рабочим и переводчиком, и, вместе с двадцатью другими евреями, прятаться в пустых ямах, прикрытых чанами.
«Добрый» комендант Лянге сбросил маску зимой1942-го, когда начались массовые «ликвидации» еврейского населения. В первые же расстрелы Лянге отправил и своих слуг-евреев, брата и сестру. Всего из гетто и близлежащих деревень было согнано и расстреляно вблизи Косово 4500 евреев. В отличие от ряда других мест Белоруссии, в Косово практически не было ни сопротивления, ни побегов: при поляках здесь не было организаций ни сионистских, ни Бунда, ни коммунистических. А раввины воспитывали непротивление, рассматривая все репрессии при всех властях как «наказание за грехи и богохульство».
Лишь один 70-летний старик выбежал из толпы, конвоируемой на расстрел, взбежал на второй этаж полуразрушенного бывшего замка героя Польши Костюшко и из окна стал проклинать гитлеровцев и угрожать им жестокой карой. Он был застрелен снайпером. Когда Захария после войны посетил Косово, череп старика всё ещё виднелся среди развалин, как бы символично. К этому времени в Косово уже не осталось ни одного еврея.

1942-44 ГОДЫ. ПАРТИЗАНЫ

Немцы методично подготавливали окончательное уничтожение гетто в Косово. В конце июля 1942 года гетто было окружено. Каждый день ждали последнего массового расстрела. Но свершилось совершенно неожиданное.
Партизаны отряда имени Щорса, которым командовал Павел Васильевич Пронягин, узнали о концентрации немцев и полицаев в Косово. Откликнувшись на просьбу еврейской 51-й роты, входившей в отряд, Пронягин решил разгромить гарнизон и спасти обречённых на смерть узников гетто.
Интересно участие в этой операции еврейской роты. На немецкой трофейной базе в Слониме работали евреи – члены подпольной организации. Через связных они по частям выносили оружие, которое попадало в отряд имени Щорса и использовалось для вооружения красноармейцев-окруженцев, примкнувших к отряду, а также и для самих евреев-подпольщиков, которые в конце концов выбрались из Слонима и организовали целую хорошо вооружённую роту в составе отряда.
1 августа 1942 года ночью отряд начал операцию двумя выстрелами 75-миллиметровой пушки, единственной в отряде. Вслед за этим первой в гарнизон оккупантов ворвалась еврейская рота во главе со старшим лейтенантом Федоровичем. Немцы и полицаи разбежались, решив, что напали десантники. Пока отряд преследовал и уничтожал врага, члены еврейской роты собирали прятавшихся евреев: «Иден, гейт аройс! Мир зенен идише партизанен! Мир вильн айх ратевен!». Начали выходить люди – пожилые, женщины с детьми, даже раввин, всего – около двухсот человек. Оставив в Косове взвод зачистки, отряд двинулся на базу «Волчьи норы» в лесах Слонимского района, захватив с собой освобождённых. Врач отряда Абрам Блюмович, в будущем главный хирург Армии Израиля, оказал первую помощь больным и пострадавшим.
По приказу П. Пронягина при отряде был создан еврейский семейный лагерь. Опытные партизаны обучали лагерников жизни в лесных условиях, а способных воевать обучали владеть оружием. Командиром еврейского лагеря был назначен кузнец Фридман. Замполитом – Захария Зимак. Им выдали оружие. В лагере построили землянки, всё необходимое для лесной жизни.

Встреча партизан отряда им. Щорса, 1975 год. Сидит 2-й слева -

командир отряда П. В. Пронягин. Стоит первый слева - З. Зимак.
А тем временем партизаны отряда Щорса ещё целый месяц удерживали Косово, и на них работали мельница, лесопилка, ряд других предприятий и мастерских. Зимак с группой партизан вернулся в Косово и нашёл ещё с десяток евреев, в том числе укрывавшихся у знакомых. Заодно прихватили в лес муку и многое другое из немецких запасов.
К сожалению, кроме семейного лагеря партизаны ничего другого предложить освобождённым не могли, а условия в нём были далеки от нормальных, особенно для больных детей и стариков. Но самым худшим было то, что в начале сентября, расчистив завалы, устроенные партизанами, регулярные моторизованные части вермахта окружили лес, где были расположены «волчьи норы» партизан. Над базами кружили самолёты, бронетехника двигалась по просекам, пехота стягивала кольцо.
Партизанский отряд с боями, с большими потерями вырвался из окружения, а вот семейный лагерь отряд никак не мог спасти. Пришлось старикам, детям, больным рассеяться по несколько человек и прятаться в гуще леса. Однако немцы, используя местное население, вылавливали их и уничтожали на месте. Был случай, когда мать, чтобы немцы не услышали плач младенца, закрыла ему рот рукой, и он скончался у матери на руках. Из двухсот евреев семейного лагеря лишь десятку удалось выжить.
Захария и Александра прятались в гуще леса, ночью уползая всё дальше от гула машин, выстрелов, голосов. «Мы условились, - писал З. Зимак, - что если немцы обнаружат нас, будем стрелять друг в друга, чтобы не попасть в плен».
Облава кончилась, но Захарие и Александре не встретился в лесу ни один живой – только истерзанные и расстрелянные трупы. Лишь после войны они узнали, что группе подростков-евреев удалось влиться в отряд «Советская Белоруссия», а одна семья из четырёх человек вернулась к хозяину кожевенной мастерской Ефиму Русецкому, но сосед выдал, и Ефима расстреляли вместе с женой и тремя детьми. Необходимо упомянуть о том, что в последнее время появились дополнительные сведения о неблаговидной роли некоторых руководителей партизан в судьбе еврейского семейного лагеря. Захария Зимак лично занимается сейчас уточнением этих обстоятельств.
Зимакам повезло: они встретили двух «окруженцев» из отряда Щорса – старшего лейтенанта украинца Балановского и сибиряка Феофанова. Все вместе двинулись на восток, к полесским болотам, куда, как предполагали, отступили щорсовцы. Чтобы попасть в соседний лес, надо было пересечь метров сто открытой местности. Решили ночи не ждать. Как раз в середине пути услышали гул машин. Троим удалось спрятаться за кустом, а Захарие, бежавшему последним, ничего другого не оставалось, как броситься на землю в чистом поле. По счастью, хотя Зимак лежал прямо на виду, ни с первой, ни со второй машины немцы его не заметили. Очевидно, всё их внимание было приковано к опушке леса, откуда они могли ожидать обстрела со стороны партизан.
Долго блуждали по лесу, пополняя запасы на хуторах, вступая в перестрелки с полицаями. Уже в декабре 42-го встретили группу военнопленных, бежавших из лагерей. Антисемиты из этой группы предложили Балановскому прикончить или оставить Зимаков, но тот решительно заявил: «Они пойдут с нами!». Наконец, после тяжёлого и опасного пути по зимнему лесу группа всё-таки добралась до новой базы отряда имени Щорса.
Здесь узнали, что по ложному обвинению, по приказу командующего Пинсим партизанским объединением Комарова, 51-я еврейская рота была расформирована, а её бойцы распределены по разным группам. Прибывшую группу распределили по разным подразделениям. Зимаков оставили в караульном взводе деревни Гоцк Ганцевичского района.
Отряд имени Щорса залечивал тяжёлые потери, пополняясь в основном бежавшими из лагерей военнопленных. Люди были случайные, среди них всё больше нарастали антисемитские настроения, и даже стало доходить до расправ с евреями. Под разными предлогами расстреляли восемь евреев. Одну женщину убили за то, что прятала золотое кольцо. В феврале 43-го, когда колонна партизан, не имея достаточного количества боеприпасов, уходила от прямого столкновения с немцами, у одного еврея вырвали винтовку и доложили начальнику штаба Мерзлякову, что тот бросил оружие. Мерзляков приказал своему подручному Фёдору, по кличке «садист», заколоть еврея, чтобы немцы не услышали выстрела. Такие самосуды чинились в отсутствие командира отряда П. Пронягина. С ним самим антисемиты во главе с бригадным комиссаром Егоровым непрочь были расправиться, спасала лишь бдительность его преданных охранников – карачаевца Годжаева и армянина Арутюняна.
В конце марта 43-го Егоров на собрании коммунистов сообщил, что есть приказ из центра выгнать евреев из отрядов и новых не принимать. Началось изгнание евреев из рот. Некоторые ротные, правда, отстояли тех, кто с самого начала был в отряде и совершил немало подвигов. Так, Натан Ликер один пустил под откос 28 эшелонов. Имбер Авиезер – 12 эшелонов. Оставили всего5-6 человек, а изгнано было 27 евреев, в том числе Захария и Александра Зимаки. Оружие им оставили. В знак протеста с изгнанными евреями ушёл бывший подпольщик Компартии Западной Белоруссии Пилецкий Владимир Емельянович.
Перед изгнанием Пронягин, всё время хорошо относившийся к Захарии, сказал ему:
- Зимак, я ничего не могу сделать. Я не член партии. Мою семью раскулачили. Но через три дня прилетает самолёт с десантниками с задачей создать централизованное объединение партизан, так как многие действуют разрозненно, и под видом партизан орудуют банды грабителей. Я расскажу руководству о приказе Егорова и попрошу вернуть вас в отряд.
П. В. Пронягин не знал тогда о вероломном замысле Егорова. Примерно через 4 километра ушедших окружила группа вооружённых людей с пулемётами и автоматами: «Ложись! Сдать оружие!».
Тогда встал В. Е. Пилецкий и сказал:
- Расстрел начинайте с меня. Я, бывший подпольщик КПЗП, считаю ваши действия преступными. Через три дня десантники прилетят в отряд имени Щорса, и вы будете наказаны по законам военного времени. Подождите три дня, и если за нами не явятся, выполняйте своё гнусное дело.
Действительно, прибыла группа партизан во главе с комиссаром Дудко, приказавшим немедленно отпустить евреев.
После прибытия десанта разрозненные отряды объединили в бригады, бригады – в соединения. П. В. Пронягина назначили начальником штаба Брестского соединения. Изгнанные евреи были направлены во вновь организованный отряд имени Кутузова Пинского соединения. Захария Зимак был назначен командиром отделения, участвовал в боях, в рельсовой войне. Добровольцем участвовал в уничтожении вражеского дзота на станции Люсиново, был ранен и контужен. Александра также участвовала в рельсовой войне, лично подрывала вражеские эшелоны.
В августе 44-го территория, где действовали отряды Пинского соединения, была освобождена Советской армией. Когда отмечали это событие в селе под Пинском, выскочил пьяный комиссар Двойников и заорал: «Бей жидов, спасай Россию!». Зимак не выдержал: «Фашист, я тебя убью!». Двойников порвал наградные листы Зимака и направил пистолет ему в грудь. Начштаба выхватил у него пистолет и увёл пьяного. Захария не мог оставить без внимания такое и отправил письмо в областное отделение НКВД. Через день Зимака вызвали, и полковник Одинцов ему сказал:
- Вы правы, но идёт война, и мы сейчас не можем заниматься такими делами…
Узнав, что Зимак и его жена владеют несколькими языками, Одинцов предложил им работу в архивном отделе по переводу документов предвоенного и военного времени, но Захария отказался.

ГОДЫ ТРУДА И ДУХОВНОГО ПОДЪЁМА

При расформировании партизанских отрядов Зимака направили в Логишинский район, где он до 45-го года работал директором школы, а затем его обязали возглавить детдом. Одновременно он был членом комиссии по борьбе с бандитизмом, а эта работа была совсем не безопасной. С оружием не расставался. Александра преподавала в школе историю и немецкий язык.
Мужество и доблесть Захария и Александры отмечены орденами Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны» и многими другими.
Все годы войны у Зимака не было возможности узнать о судьбе своей семьи. Лишь после освобождения Белоруссии и Польши ему удалось получить нерадостные сведения о том, что вся его семья погибла в гетто. Узнал он и о героических страницах в их биографии: активными участниками восстания в Варшавском гетто были его сестра Лилька и брат Нафтали. В книге Цивьи Любеткин «В дни гибели восстания», 1982 года издания, читаем: «Зимак Лилька во время апрельского восстания сражалась в отряде Берла Бройдо. Была связной командира центрального гетто Исраэля Канала. 7 мая 1943 года направлена вместе с Павлом (Ароном Брускиным) выяснить возможность отступления по канализационным тоннелям. При выходе из люка погибла в схватке с немецким патрулем и польскими полицейскими. Было ей 23 года». Там же можно прочесть и о подвигах Нафтали Зимака.
Захария до 1953-го года был директором детдома, затем уехал учиться в Белорусский университет и успешно закончил его в 1958-м году. В том же году заочно Александра закончила Институт иностранных языков. Затем Захария преподавал и был директором школ и школ- интернатов. Преподавала и Александра. В 1970 году Зимак защитил диссертацию на степень кандидата философских наук. В той антисемитской атмосфере, которая царила на гуманитарных кафедрах, вряд ли Захарии удалось бы защититься, если бы не помощь профессора В. И. Степанова, у которого он учился ещё в университете и который, будучи затем проректором и председателем Учёного совета, добился его положительного решения.

Захария Зимак, 1985 год
Много лет, до выхода на пенсию в 1986-м году, Захария Зимак был доцентом кафедры философии Брестского инженерно-строительного института. И здесь ему помогло хорошее мнение о его работе секретаря обкома Шабашова, ставшего заведующим отделом ЦК Белоруссии. В этот период Захарией написан ряд научных брошюр и статей на педагогические и философские темы.
Личная жизнь семьи Зимак текла все эти нелёгкие годы в нормальном русле, как бы уравновешивая те трудовые перипетии и беспокойства, которые были неизбежны в той действительности. В 1947 году у них родилась дочь, которая со временем окончила Минский политехнический институт и сейчас здесь, в Израиле, вместе с сыном, уже прошедшим службу в ЦАХАЛе. В 1955-м родился сын, ныне инженер-строитель, живёт и работает в Бресте. Там же живёт и ещё одна дочь, 1961-го года рождения, преподаватель английского. Захария и Александра с дочерьми и сыном
Перестройка, с одной стороны, породила хаос, но с другой - как раз в этот период стал возможным и рост национального самосознания, возрождение еврейской общины. В начале 1990 года энтузиасты этого возрождения доцент Захария Зимак, учитель-пенсионер Леонид Коган , подполковник в отставке Наум и его сын инженер Геннадий Пекеры возглавили это движение. Первым председателем разрешённого властями еврейского общества "Тарбут" ("Культура") стал Л. Коган, а после его и Геннадия Пекера отъезда в Израиль – Захария Зимак. Затем его сменит Наум Пекер. Одной из первых своих задач они поставили - добиться создания памятника на Бронной горе, и именно благодаря уважению к З. Зимаку со стороны властей удалось начать это очень важное дело, законченное уже после отъезда семей Зимаков и Пекеров на историческую родину.
Репатриировались Зимаки в 1993 году. Сейчас живут в малогабаритной двухкомнатной квартирке хостеля в Акко. И в своём пожилом возрасте, при немалых проблемах со здоровьем, продолжают активнейшую деятельность по увековечению памяти героев и жертв войны, по выявлению новых данных о правде трагических и героических событий тех лет.
То, через что прошли Захария и Александра в молодости, поражает: беспросветное детство, войны, гетто, партизанские отряды… Вызывают глубокое уважение и стойкость, и энергия, и верность этих славных людей, сохранивших и продолжающих сохранять уже в весьма почтенном возрасте присутствие духа, сопротивляемость перипетиям действительности. Они и сейчас не замыкаются на своих проблемах, которых немало, а стремятся оставить людям максимум своего богатого жизненного и духовного наследия.

Михаил Ринский тел. (972) 3-6161361 (972) 54 -5529955